— Всё понял, не дурак, — быстро ответил он. — Дурак бы не понял. Извините.
Жена вышла к нам из соседней комнаты поприветствовать гостя и тотчас ушла на кухню поставить чайник.
— Вы ещё не начали писать? — спросил он, усевшись за мой письменный стол и трогая на нём разложенные бумаги.
— Что именно?
— Мы ж договорились: повесть обо мне. Несколько секунд я изучал его. Он был так воодушевлен, что даже похорошел.
— Разумная хозяйка начинает доить корову, лишь положив ей в ясли охапку сена или угостив корочкой хлеба, — сказал я ему наставительно.
— Всё понял, не дурак, — сказал он и быстрыми шагами вышел в прихожую.
Вернулся с чемоданчиком своим, раскрыл его, достал коробку конфет — большую, черт побери, коробку, с ленточкой и с бантиком! — бутылку коньяка, большой пласт копчёного окорока в фабричной упаковке и баночки консервов, четыре штуки. Выложил всё это на край стола.
— Это просто так, гостинцы. А вот задаток, как договорились: ваше жалованье за месяц вперед, на уровне машиниста электропоезда. Ровно через месяц, день в день, получите столько же. Потом ещё… При окончательном расчёте предполагается премия.
Такого оборота событий я, признаться, не ожидал: чтоб вот так сразу и деньги. Но невозмутимо принял их, поразмышлял немного, потом поинтересовался:
— Это чистые банкноты или на них слезы бедных, кровь невинных?
— Деньги — это деньги, и ничего более, — отвечал мой гость сурово.
— Я спрашиваю потому, что нельзя ставить церковь на средства, добытые неправедным путем, — Бог накажет. А книгу писать — дело святое, оно несовместимо с нарушением основных заповедей: не убий, не укради.
— Мой бизнес не противоречит ни Уголовному Кодексу, ни Христовым заповедям, — сказал гость, чуть принахмурясь.
Я же подумал, что не следует мне быть слишком щепетильным, поскольку в наше трудное время я, действительно, на мели. Зачем совать нос в чужие дела? От большого знания большая печаль.
— Ударим по рукам? — предложил он.
Мы ударили. А потом перешли на кухню, чтобы там отведать его гостинцы и обговорить некоторые детали предстоящего мне дела. Во-первых, будет ли Кубаров Игорь Витальевич в моей маленькой повести под своим собственным именем или сочинить иное?
Он подумал и решил:
— Замените в фамилии одну или две буковки, любые. Впрочем, можно и так, как есть.
Во-вторых, намерен ли он позировать для своего портрета, то есть показывать себя в деле, в умной беседе, или мне нужно напрягать воображение?
— Да ведь мы уже общались, — неуверенно сказал он.
