Не хочу я без бога жить и не стану. Отменят — я себе своего заведу. Легче как будто, как знаешь, что не на двадцать лет стараешься, а на веки веков.
Заводи бога в кармане, никому не показывай. Мы так и так знать будем, что на веки веков, да не на богов работаем, а для всех людей.
Не выдумали ли еще господа-то, чтобы по закону им на первых местах сидеть,— вот что подумать надо.
Простой народ и теперь писать не мастер. А в старину-то и того меньше. Все эти писания важными людьми написаны. И еще очень неизвестно, по правде ли. А что не на нашу простецкую пользу, так уж это чего яснее.
Может, и Христос-то не плотник был. Насочинили такое, чтобы попослушнее были; свой, мол, брат говорил.
Все кричали «распни», один царь Пилат не захотел. Это тоже как понять: может, он своему мирволил.
И бог, и царь-то, бывало, на престолах в грозных молниях сидят. Вот и держались мы за гнезда насиженные. Ну ее, жизнь-то вольную. Того и гляди, коршун закогтит. А теперь коршунье по клеточкам. Чего теперь человеку в навозе тепла искать, для него теперь и солнышко работает.
Мы теперь, ребята, все как бы бог какой. Сами жизнь сотворили, да еще скорее божьего. Будто бы в три дня.
Теперь надо ожидать,
Что все переместится,
Мужики почнут рожать,
А парни невеститься
Затрещат теперь семейства. Не слепить детей с отцом-матерью, мужика с женою прежнею. Выйдут на новую жизнь одинокими.
Все теперь такое будет по-иному. Не мила стала — другую бери. И так до трех раз. А коли и в третий раз не мила, больше в брак не позволят. Значит, через гнилые глаза смотришь, коли все не в угоду.
Другое нужно, по-иному. Кто его знает, хорошо ли это еще — на самое укромное связи дожить. Может, оно посвободнее-то лучше будет, коли люди не кобели.
Жена нам теперь нужна иная. Чтобы старое не поминала, не клохтала бы над малостью клушкою. А где у нас такие?
Вся-то маета, бывало, на бабе. И житье наше дремучее, и побои-то, и дети-то, и обиды всякие — все на ней. Как бы нам такой бабе, геройской новые глаза присадить, лучше бы и не выдумать.
Как для всех товарищей
Наварила мама щей,
Я до мамы захочу,
Перемирье заключу
А я тебе сказку скажу: была семейная баба и до того семейство свое блюла, что из избы не вылазила. Пока семейство-то поднялось, кругом жизнь стала иная да новая, дома каменные повыросли. А как вошла семья в совершенные лета, изба-то бабина сгнила да семейству на голову и села. Так и Россия, наша матушка,— все дома кашу варила, а Европу и проглядела. Как бы не поздно.
