Громко ахнула Фария, вышла из ступора и, схватив ухват, огрела пришельца по голове. Череп слетел с плеч и закатился в угол. Обезглавленное полуистлевшее тело, закутанное в ветхий черный плащ, с глухим стуком свалилось рядом с Валериком. Наваждение разом спало. Криком закричала Руня, но Марвак тут же взял ее под руку и увел. Могучий Кауакан подхватил начавшую оседать мать и принялся успокаивать, однако глаза его невидяще смотрели на лежащего ничком брата. Гахерис перенес Валерика на кровать и пытался привести в чувство. Аше с Жекэчем, как самые опытные, насыпали пепел и золу на останки скелета, чтобы остановить злую силу.
— Прочь, прочь, — бормотал шаман. Народ расступался, давая дорогу, но старик не замечал этого. Призрачная атмосфера зла, несчастья, не дававшая покоя вот уже несколько месяцев, смутные ощущения, невнятно отражавшиеся во снах, сгустились сейчас в почти ощутимую завесу черноты, исходящую от обезглавленного тела и того темного сгустка в углу. Окружающее стало восприниматься безумными красками, яркими или тусклыми, но шаман не удивился этому, а принял как должное. — Прочь, прочь, — бормотал он, но не родовичам, что и так пропустили без вопросов, а тому неосязаемому, неведомому Нечто, присутствие коего ощущал.
— Бабай, помоги, — выросла впереди необъятная фигура Кауакана, и шаман, не размышляя, подчинился отчаянному зову. Старший сын Фарии представлялся ярко-синим столбом огня, который могуч, но который не может обжечь, и потому беспомощен пред неизвестным.
Изумрудно-зеленое слабое пламя, обильно вытекающее из тела, распростертого на ложе, тут же без следа рассеивалось в пространстве. Шаман, чувствуя в себе силы его задержать, напрягся как мог. Но сколь часто бывает, что мы ощущаем в себе способности, которых нет… Быть может, раньше он и смог бы что-то сделать, но с годами силы оставили старика, и пламя молодой жизни неудержимо вытекало меж пальцами шамана, тая в тревожном вечернем сумраке.
— Фарид, — шептал он непослушными губами, нарушая многолетний неданный обет, — именем моим заклинаю: вернись! Фарид Лемон Деодери…
— Бабай, — тряс шамана за плечо Кауакан, — бабай! Хоть что-нибудь сделай!
Но когда старик поднял залитое слезами лицо, Кауакан все понял и отпустил шамана. Оглядевшись, богатырь узрел безголовое тело и, страшно зарычав, набросился на него. Гахерис, представляющийся темно-багровым колышущимся огнем, увлек шамана к бездвижной Фарии. Однако, лишь только тот склонился над женщиной, мрак сгустился в избе.
