— Вот такая, Марина, штукенщия, — кивнул дед Зубатый на санки с мокрым, уже обмёрзлым мальчишкой.
— Ой боже!.. Что это с ним? Почему вы молчите? Ой, дитя моё, ой, надежда моя! Ой, сиротинка моя! И кто же тебя, ой, да кто же тебя!..
Марика заголосила. Дед Зубатый внёс Гришу в хату, прикрикнул на неё.
— Не голощи, не рашпушкай шопли! — строго приказал. — Шними с него вше, в шухое переодень!
И вновь прикрикнул на женщину, бестолково мечущуюся по хате:
— Да быштрее, не чухайшя, говорю! В прорубь вшкочил, доложу я вам. Водка у ваш ешть?
— Откуда ей взяться, Денис? — отозвалась бабушка со стоном. — Мужчин в хате нету. Кому она нужна, когда нету духа мужицкого в хате?
— Ну, ешли такая штукенщия, то я шбегаю…
Дед принёс водку, растёрли мальчишку. Дед Зубатый велел дать немного и «внутрь».
— Что вы, Денис Кондратьевич, ребёнок же, — испугалась Марина.
— Ничего, он мужик. Не на пирожных вырош. Влейте ему нашильно… Да и мне, того… Ведь жа дровами еждил… А время такое… жима…
Грише таки влили «внутрь». Закашлялся мальчишка.
— Привыкай, кожаче… Ну, бывайте ждоровы. Пойду я. Баба моя, того… немного ражбираетшя в жнахарштве… Придёт… Отходит. Пошкольку такая штукенщия вышла… Не впервой. Каждую жиму, гляди, кто-нибудь иж шорванщов и вшкочит.
— Спасибо вам, Денис Кондратьевич. — Марина стояла перед дедом бледная, растерянная. — Не знаю, чем и отблагодарить вас…
— Берегите мальчишку… Путний шынишка. Человек штанет, ешли, доложу я вам, отходите. Пу-у-утний!
С этими словами и подался дед Зубатый из хаты.
Берегли как могли. Но простуда ке хотела отступать. Лежал Гриша горячий, мать не успевала вытирать пот со лба. Вечерами бредил.
— Митька… скажи Ольге Васильевне… Земля… Какая погань ползёт по тебе… Не пускайте Налыгача… Где моя звёздочка?.. Екатерина Павловна… Читайте дальше… Листовку диктуйте… Я сам понесу в Хорошево… Земля наша… в огне ты… в огне…
На второй день пришла учительница, принесла какие-то лекарства, мочёные яблоки.
— Ну, как наш герой?
Марина осунулась, будто и её горячка трепала, глаза ввалились. Ещё отчётливее выделялись на худом лице густые крылья чёрных бровей. Если издалека посмотреть, только эти крылья и видны на бледном лице.
— Всю ночь и весь день стонет, разговаривает… Вас зовёт. Просит что-то диктовать… — пожала плечами Марина. Затем она оглянулась, рубанула взглядом свекруху, словно та была в чём-то виновата, и шёпотом поведала: — О листовках каких-то…
— Чужих не было? — насторожилась Екатерина Павловна.
