— Гляди! — вцепился Гриша в Митькину руку.
— Вижу.
Из-за поворота лесной дороги выехала подвода. На ней сидели трое: Поликарп с прищуренным глазом, хмурый Мыколай и пьяный Лантух. Они громко беседовали, словно старались отогнать от себя страх.
— Стой! — раздалось грозно и предупреждающе. «Стой! Стой!» — отозвалось в лесной чаще.
Нриймак от неожиданности растерялся, потянул вожжи на себя. Но, опомнившись, хлестнул лошадь кнутом. И тут с подводы поднялся окровавленный человек и резким ударом плеча сбросил Лантуха на землю. Мыколай сам соскочил с подводы и побежал, держась одной рукой за борт подводы, а второй выхватил парабеллум и стал палить из него по кустам, откуда прогремело грозное: «Стой!» Мыколай не отдалялся от подводы ни на шаг, наверное, рассчитывая, что партизаны не осмелятся стрелять в него из опасения попасть в своего.
Лантух, неуклюже скатившись в канаву, тоже принялся стрелять.
— Стой, сволочь! — На дорогу выбежал кто-то из партизан и схватил лошадь за уздечку.
Пленный партизан скатился с подводы, попытался подняться, но Мыколай в упор выстрелил в него — раз, второй. Хотел было и третью пулю всадить, но, наверное, кончились патроны, потому что, злобно оскалившись, швырнул парабеллум на дорогу, а сам прыгнул в заросли. За ним кинулся и Лантух.
Партизаны подбежали к своему товарищу, но тот был уже мёртв. Михаил Швыдак, прихрамывая, с двумя бойцами бросился в погоню.
Партизаны окружили подводу. Выскочили на дорогу и Гриша с Митькой. На подводе лежал длинный Налыгач с вытаращенными глазами.
— В меня, шкура, стрелял! Ну, я его и отправил в царство небесное, — перевязывая себе руку, находясь ещё в азарте боя, возбуждённо-весело тарахтел Крутько. И глазами искал мальчишек — видели ли они, как Крутько снял Налыгача?
К подводе подбежал суровый Яремченко.
— Живым бы нам его…
— Такую гниду жалеть?
— Обыскать! — коротко приказал комиссар Крутько.
— Это мы в один момент!
Крутько вывернул карманы старосты, умело отпорол свежую заплату на кожухе и вынул какую-то записку, расправил, прочитал:
— Антон Яремченко, Ольга Макаренко, Александр Гончарук… Вот оно что! Наверное, список активистов?
Крутько передал бумагу комиссару, тот пробежал её глазами.
— Та-ак… В гестапо вёз, иуда!
Яремченко спрятал список к себе в планшет, кивнул на подводу:
— А ну, поворошите солому! Может, ещё что везли паны предатели?
Перевернув на бок Налыгача, Крутько принялся сбрасывать солому на дорогу. Сквозь желтизну соломы что-то закраснело.
