Энлиль Маратович вдумчиво кивнул.
– Чтобы дискурс и гламур эффективно выполняли свою функцию, человек ни в коем случае не должен смотреть на них критически, тем более анализировать их природу. Наоборот, он как огня должен бояться своего возможного несоответствия последней прошивке. Он должен сосредоточенно совершенствоваться в обеих дисциплинах, изо всех сил стараясь не оступиться. Это стремление должно жить в самом центре его существа. Именно от успеха на данном поприще и должна зависеть самооценка человека. И его социальные перспективы.
– Согласен, – сказал Энлиль Маратович. – Внесите в гламур и дискурс требуемые изменения. Не мне вас учить.
– Сегодня мы уже не можем решить эту проблему простой корректировкой. Мы не можем трансформировать гламур и дискурс изнутри.
– Почему?
– Как раз из-за этого самого люфта. Нужно сперва его убрать. Взнуздать людям мозги. Любым самым примитивным образом. Показать им какую-нибудь тряпку на швабре и потребовать определиться по ее поводу. Жестко и однозначно. И чтоб никто не вспомнил про третий вариант ответа.
Энлиль Маратович некоторое время думал.
– Да, – сказал он. – Тут есть зерно. Но как этого добиться?
– Нужно временно добавить к гламуру и дискурсу третью силу. Третью точку опоры.
– Что это за третья сила? – подозрительно спросил Энлиль Маратович.
– Протест, – звучно сказал Самарцев.
– Да, – повторил Калдавашкин, – протест.
– Нам нужен шестьдесят восьмой год, – шепнул Щепкин-Куперник.
– Шестьдесят восьмой – лайт, – добавил Самарцев.
Лицо Энлиля Маратовича покраснело.
– Вы что, хотите, чтобы я танки ввел?
– Наоборот, – поднял палец Самарцев. – Студентов.
– Но зачем? Собираетесь устроить хаос?
– Энлиль Маратович, – сказал Самрацев, – мы не выходим за рамки мирового опыта. Все идеологии современного мира стремятся занять такое место, где их нельзя подвергнуть анализу и осмеянию. Методов существует довольно много – оскорбленние чувств, предъявление праха, протест, благотворительность и так далее. Но в нашей ситуации начать целесообразно именно с протеста.
Калдавашкин деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Кто-то, помнится, сказал, – промолвил он, жмурясь, – что моральное негодование – это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Именно к этому мы и должны стремиться.
– Вот-вот, – отозвался Самарцев. – Сегодня всякий готов смеяться над гламуром и дискурсом. Но никто не посмеет смеяться над благородным негодованием по поводу несправедливости и гнета, запасы которых в нашей стране неисчерпаемы. Гражданский протест – это технология, которая позволит поднять гламур и дискурс на недосягаемую нравственную высоту. Мало того, она поможет нам наделить любого экранного дрочилу чувством бесконечной моральной правоты. Это сразу уберет в черепных коробках весь люфт. А вслед за этим мы перезапустим святыни для остальных социальных страт. Чтобы везде горело по лампадке. Мы даже не будем чинить ограду. Публика все сделает сама. Не только починит, но и покрасит. А потом еще и разрисует. И сама набьет себе за это морду…
