— Да сколько ж тут тебе осталось? — отчаянно спросила она, присев на ступеньку, когда они подошли к лестничной клетке. — Сегодня же выписка.
— Сколько-сколько. Много, — тоскливо вздыхая, Виктор присел рядом. — Золушкин и Тим сказали, что дела мои бяка и ещё месяцок надо поторчать в больнице. Я всё думаю: сколько?! Сколько можно?! Я и представить не могу, как продержусь ещё хотя бы сутки, а они!.. Золушкин обещал, мол, на недельку домой передохнуть всё же отпустят, но что мне та неделька несчастная?!
Замолчав, он прочёл в глазах собеседницы сперва непонимание, переходящее в искреннее удивление, и потом, как венец всему, сочувствие, не наигранное, а самое обычное настоящее сочувствие.
— Почему ты мне не говорил? — чуть слышно произнесла Инга. Её голос странно дрожал.
— Я думал, обойдётся. — прохрипел обессиленно парень и уронил голову на колени. Он и сам не понимал, почему только теперь решил всё ей рассказать. Лишь недавно эти тяжёлые мысли отпустили Витьку, боль утихла, он, попсиховав пару минут, почти смирился с фактом, почти принял то, что маяться в этой тоске, терпя тошнотворные таблетки, капельницы и редкие визиты друзей с передачками, придётся ещё долго. А теперь, ни с сего вроде бы ни с того, чувства накатили с новой силой, заставляя парня в сотый раз уже осмысливать и осознавать, что значит провести в больнице ещё целый месяц! Дикая тоска вперемешку с давящей осенней погодой легла на его спину, придавив сердце, примяв душу, заставив крепко сжиматься внутренне, чтобы не взвыть от досады.
Он нехотя поднял тяжёлую голову и распахнул глаза.
— Ну вот так вот, — разведя руками, сказал он Инге.
Она, почти не реагируя на слова, закусила губу и судорожно вздохнула, безумно глядя на мальчишку.
— Витька, — с трудом выговорила девочка, едва удерживая в глазах капли слёз, и повторила ещё слабее. — Витька…
Ничего не понимая, он нахмурился.
— Инг, что случилось?
Она не ответила и вдруг уткнулась в его свитер, заревев. Виктор испуганно вздрогнул. Плач встряхивал её худенькое тело так отчаянно, что, казалось, это никогда не прекратится. Маленькая, как вселенское горе, свернувшееся в комочек, девочка нервно сжимала в тонких пальцах ткань Витькиного свитера и плакала, не могла остановиться, будто не зная, о чём. Просто сидела и плакала. Горячие слезы скатывались ручейками по её щекам и тонули в крупной шерстяной вязке. Глядя на всё это с оторопью и полным непониманием, Виктор сам невольно, точно независимо от себя, задрожал.
