Чувствуя, как похолодели ладони, Семён решился: встал, притворил дверь председательского кабинета, чтоб не слышали из приемной, дождался конца телефонного разговора и приступил:
— Виктор Петрович, тут вот в чем дело.
Чтоб душевней было, по имени-отчеству повеличал. И стал рассказывать про то, как в середине зимы уходит из озера вода, как намерзает поэтажно лёд на нём и можно, если захочешь, путешествовать лежа, потом и спуститься на самое дно, а там.
Сверкалов некоторое время был серьезен, вернее, казался серьезным, потом багровел постепенно и, наконец, не дослушав, захохотал. Семён остановился, глядя на радостное лицо друга… бывшего, конечно, друга. Витька Сверкалов смеялся по-ребячьи, совсем несолидно, даже слезки выступили.
Чего они все такие? Хоть бы и Маня тоже.
— Да ты погоди, глупой, — сказал ему Семён. — Выслушай сначала, а потом уж смейся или плачь.
Но Сверкалов от его серьезности залился еще пуще.
— А рыба, Сень? — спрашивал сквозь смех. — Она где?
— Рыба в ямах, — простодушно признался Размахай. — Можно подойти и погладить, поиграть.
— И пожарить. Или она уже жареная? О-ха-ха!
До чего ж румяная рожа у председателя! Просто даже приятно смотреть. Небось, теперь ватрухи ест каждый день, не то, что бывалыча.
— На еду я беру самого большого сома. Одного за всю зиму.
— Пуда на два, да?
— Не вешал, но не меньше.
— Помнишь частушку такую:
На охоту мы ходили
И убили воробья,
Всю неделю мясо ели
Ии осталось… до хрена.
«Ну что, многого добился?» — спросил Семён у самого себя, спросил с досадой и раскаянием: не надо было откровенничать.
Это от довольства председательской жизнью такой полнокровный смех у Сверкалова: не подленькое «хи-хи» и не ядовитое «хе-хе», заслоненное ладонью, а открытое, во весь рот — «ха-ха-ха». Большой человек Сверкалов; как-никак дела каждый день вершит важные: может реку запрудить или, наоборот, новое русло ей прокопать; может северных оленей развести вместо коров или посадить пальмы… если, конечно, будет такая команда от начальства. Может и озеро осушить, если ему заблагорассудится. За то его и держат. Вместо головы у Витьки — вычислительная машинка: чик-чик, щелк-щелк. Никаких сомнений, никаких колебаний — не за то деньги платят! Огорчения бывают, но удовольствий все-таки больше. И жена его любит, а эт-то такая женщина! Все отдай — и мало.
Нет, никогда он не поверит, что можно путешествовать по озеру между слоями льда или просто по дну; не поверит, что на дне есть родничок с животворной водой, что в животе у человека может жить лягушка. Зато готов точно подсчитать, сколько соберет колосовых или капусты с той площади, что занимает озеро. Собрать, конечно, не соберет, а вот подсчитать может.
