— Это вы из-за меня, что ли? — поспешил он объясниться. — Из-за давешнего, что я накричал на вас, да? Но ведь я же…
— Нет-нет, — сказала женщина ласково. — Вы, Семён Степаныч, не кричали, а очень горячо и справедливо высказали нам свой упрёк. Очень справедливо, понимаете? Не кладите на себя вины.
И она, как в прошлый раз, когда хотела придать особый вес словам своим о заповеднике в душе, накоротко приложила невесомую руку свою ему на грудь. Нет, мол, они на него, Семёна Размахаева, отнюдь не сердятся, просто им уже пора.
— Но вы приедете ещё?
Это было, как крик.
Гости переглянулись этак странно, и он понял: не приедут. Отчаяние овладело Семёном.
— Что же, мы больше не увидимся?
Голос Размахая совсем упал.
— Семён Степаныч, не страдай, — сказал актёр, обнимая его за плечи. — Что значит: приедете или не приедете? Что значит: увидимся или не увидимся? Разберись сначала в этих вопросах. Ты ведь видел меня раньше? Ну?
— Видел, — кивнул Семён.
— И я тебя тоже, поверь мне. Я знал, что ты где-то рядом, сочувствуешь мне. Так что мы с тобой были знакомы задолго до нашего приезда сюда. А раз встречи были в прошлом, почему же им не быть в будущем? А теперь другое. Жили-были старик со старухой у самого синего моря, старик ловил неводом рыбу, старуха пряла свою пряжу… Слышишь? Хоть и сказано «жили-были», но мы их знаем, мы с ними вместе и сегодня, а ведь они выдуманы! Их нет, но мы с ними не расстаёмся. Разве я не прав?
Семён посмотрел на актёра, потом на женщину, та покивала: так, так.
— А с третьей стороны: совсем не важно, когда жил человек, — сто лет назад или тысячу — если мы о нём помним, хоть не по имени, но по сказанному слову, по совершенному делу — разве он не продолжает жить? Значит, нас много, и мы все вместе со всеми нашими мыслями, деяниями, мечтами… Мы всегда можем встретиться!
Он порылся в машине и скрылся за кустами.
— Но ведь… его всё-таки нет, — трудно размышлял Семён. — Его нет, того человека, который жил тысячу лет назад.
В ответ женщина сказала, что это иллюзия, что в итоге все живут вместе — и те, что из прошлого, и те, что из будущего. Все живут в одно время, а оно неподвижно, у него ни начала, ни конца. Время имеет те же измерения, что и пространство. Так или примерно так она сказала. Ход ее рассуждений отстранялся, отдалялся от размышляющего Семёна, он едва-едва поспевал за ним.
— Не-ет, — сказал Семён, поймав ускользающую мысль, — тут что-то не так.
Он согласен: ну, например, Пушкин, или царь Петр, или купец Афанасий Никитин живут. И многие еще из тех, что жили когда-то — их знают ныне, потому они и живут. Но ведь никого нет из тех, кто будет, кто придет сюда, на нашу землю, потом, после нас, то есть из будущей жизни.
