Гель-Грин, центр земли | страница 90
— Ничего, что в этот раз я вместе с ними, не прячусь на первом этаже?
НОЧЬ В БЕЛОМ БАРХАТЕ
Трэвис шел по берегу моря, по белому, как жемчуг, песку, а море ложилось к его босым ногам серебряными монетами. Большие коричневые ботинки, как нашкодивших щенков, он нес за загривок; было холодно; над портом вдалеке, как над белыми горами, как траурный кортеж, собирались тучи: «не жди ничего хорошего, город», — словно хотело сказать небо; а Трэвис всё шел и шел, и с ним мир разговаривал по-другому. «Эй, Трэв, — шептало море, словно соблазняя на самоубийство, — здесь неподалеку от берега две сотни лет назад галеон потонул — сколько там вещей!.. и все красивые, ручной выделки, резьба и всё такое, — как комнатка красивой девушки… Хочешь?» Но Трэвис не хотел сокровищ: истории про утопленников и далекие маяки ему нравились больше; «нет; расскажи, почему он затонул»; море зашипело, словно чайник «Тефаль», но не рассердилось — как можно сердиться на своего повелителя; и покорно повело свой рассказ, будто кот Баюн пошел по цепи. На каменной набережной же о Трэвисе шел посторонний разговор.
— Видишь того парня? В шарфе красном до земли, и босой еще, совсем спятил, в такую погоду, — молодой человек в сером пальто выгуливал пекинеса, остановился в кафе на набережной — синие зонтики, пиво, пицца, фиш-энд-чипс в бумажных промасленных конвертах; увидел Трэвиса и спросил бармена.
— Ну, — сказал тот, протирая стаканы; основательно, будто смысл жизни обдумывал. — Он каждый день здесь гуляет, как и вы…
— Это сын Януса Сибелиуса, — бармену это ничего не сказало — он не читал. Молодой человек с пекинесом опешил, будто кто-то микроволновкой пользоваться не умеет. — Ты что, это же композитор киношный, самый богатый и знаменитый; у него «Оскаров» — как у нас с тобой мелочи… А это его единственный сын. Он слабоумный.
— Да ну, — стаканы засверкали без солнца — самодостаточные вещи. Бармен посмотрел сквозь них на владельца пекинеса, увидел без искажения и решил, что его долг на день перед миром по красоте выполнен.
— Да правду тебе говорю! — молодой человек очень нервничал; бармену явно было скучно, а для молодого человека эта история была самой необыкновенной, таинственной, настоящей, он любил о ней думать, как некоторые люди думают о смерти Монро или Хита Леджера или об исчезновении Ричи Джеймса Эдвардса, вместо ужина; такая форма самозащиты — разгадка. — Его зовут Трэвис. Он ни разу не ходил в школу, а ему семнадцать; он не умеет читать, писать, считать; и почти ничего не говорит. Я всё знаю, потому что три года им продукты привозил; сейчас женился, ушел месяц назад на новую работу, к тестю; но, думаю, с тех пор ничего не изменилось: Трэвис все дни только и делает, что гуляет по морю, смотрит телевизор — одни мультики — и играет со слугой в шахматы.
