— А родители? — наконец снизошел бармен. Говорить о посторонних он считал бесполезным, но делать-то всё равно было нечего; а молодой человек уже две кружки пива купил и хот-дог своему пекинесу.
— Мать от него отказалась почти сразу, как стало ясно, что он странный; она модель — зачем ей проблемы? А отец ему построил дом, на Черной скале, знаешь?
— Из стекла который?
— Ну, — молодой человек оживился, почувствовав интерес, как другие чувствуют деньги, — кто-то из врачей заметил, что мальчик любит смотреть на море; и тогда Сибелиус построил этот дом. Отдал мальчика на воспитание двум старикам — кухарке-мексиканке и камердинеру; а сам туда редко приезжает, раз в год, дай Бог. Приедет, книгу почитает; походит с сыном по пляжу, а тот всё молчит; и уезжает через неделю. Кому приятно — слабоумный сын…
— Шахматы вообще-то сложная игра, — заметил осторожно бармен, словно складывал башню из карт.
— Ну… я всегда думал, может, он гений — странный такой, как Дастин Хоффман в «Человеке дождя»… — и молодой человек, рассказав весь сюжет, подмахнул третью кружку пива; бармен задумался о несправедливости жизни: у здоровых людей нет ничего, а аутичному сыну знаменитости только море и нужно, которое есть и так — у всех; а Трэвис тем временем дошел до конца пляжа — дальше начинался порт, корабли, запах рыбы и много людей, которые будут спрашивать, что семнадцатилетний мальчик в старом пальто и длинном шарфе делает не в том, где ему положено, месте; потому он повернул назад; опять прошел вдоль старой пустынной набережной; и возле Черной скалы надел ботинки — Кармен терпеть не могла, когда Трэвис гулял босиком. Она шумела, как готовящаяся начинка для чимичанги; всплескивала руками и охала, а потом тащила пить чай с медом, а он мерзкий, хуже чая, в который упало что-то жирное; вообще он предпочитал кофе со взбитыми сливками и горячий шоколад; Кармен в общем-то готовила ему шоколад по первому требованию — настоящий, мексиканский, с перцем чили, на крутом кипятке; но вот если простуда, то надо чай с медом, — прочитала где-то; русский рецепт.
Скала называлась Черной от простого: камень её действительно был абсолютно черным. И еще раньше на ней стоял маяк; говорили, что на нем кого-то убили, и с тех пор огонь не горел, сколько бы его ни разжигали; маяк снесли, и место стояло пустым, пока пятнадцать лет назад участок не купил мировая знаменитость композитор Янус Сибелиус. И построил на скале дом из стекла — как и вспомнил бармен. Стен в нем не было — только крыша из сверкающего легкого металла, словно летела серебряная птица да решила отдохнуть. Вместо стен — огромные окна, и виден в них был не мир, а только море. Оттого, может, и глаза у Трэвиса странные — и не серые, и не синие, не зеленые и не карие; а цвета погоды — какое море, такой и цвет.
