Кантонисты | страница 52
С течением времени, в царствование Николая I эта «черта» все больше суживается и по «Положению о евреях» 1835 года в черту еврейской оседлости входили уже только Литва и Юго-Западные губернии, Белоруссия без деревень; из украинских губерний — только Черниговская и Полтавская без казенных сел, Новороссийский край без городов Николаев и Севастополь, Киевская губерния без Киева, а в Прибалтийских губерниях могли проживать только старые поселенцы, новые туда не допускались. Вся трехмиллионная еврейская масса России ютилась в своем огромном большинстве в местечках. Было очень много местечек, в которых население состояло сплошь из евреев.
Начавшееся в первой половине прошлого столетия строительство железных дорог лишило евреев таких занятий, как извозничество, содержание постоялых дворов и почтовых станций. Сократились источники пропитания, но замкнутые в черте оседлости евреи не могли находить новые занятия взамен утраченных, а правовые ограничения и специальные сборы довершили процесс их экономического упадка.
Основным занятием еврея черты оседлости была торговля, в которой было много градаций: от именитого купца до мелкого лавочника. Чаще всего в лавке орудовала жена, а муж проводил свое время в синагоге за изучением талмудических трактатов.
Большинство «торгового класса» брало с боя каждый кусок хлеба, борьба за существование была невероятная. Каждая самая ничтожная отрасль торговли имела в каждом городке десятки конкурентов. Лавочек было — что звезд в небе. А весь товар в них, который можно было купить за 20–30 рублей, должен был кормить целое семейство.
Ступенью ниже на социальной лестнице стояли ремесленники. И в их быту нужда была велика, но они, вдобавок, были пасынками еврейского общества. Наиболее распространенными были профессии портного и сапожника, и эти же ремесла пользовались незавидной репутацией. Более привилегированное положение занимали те ремесленники, где, помимо рук, нужен был вкус, замысел и теоретические знания, как например, ювелиры, часовщики, слесари и т. п. А еще ниже стояли чернорабочие: водоносы, извозчики, прислуга разного рода.
Их дети прекращали свое обучение в еврейских школах, так называемых хедерах, в раннем возрасте и помогали отцу в работе. Ремесленники и чернорабочие не могли претендовать на положение в обществе, где человек ценился по количеству заученных богословских трактатов. Ремесленник — это неуч, а потому его не уважали, и самый мелкий торгаш ставил себя выше портного или сапожника. Такой взгляд на ремесло вырос не на почве пренебрежения физическим трудом, а был результатом теократического строя, на котором покоились все прочие основы еврейской жизни. Это обстоятельство было одной из причин невероятной нищеты еврейских масс в России. Типичная еврейская семья в черте оседлости жила в невозможных лачугах, одевалась в лохмотья, питалась, да и то не каждый день, самой дешевой селедкой, картошкой и хлебом и в количестве, еле достаточном для того, чтобы не умереть с голоду. Нужно было видеть тесные, почти развалившиеся лачуги, где полунагие ребятишки обитавших в них семейств теснились на нетопленых печках и дрались из-за рогожи, которой каждый из них хотел закутаться, чтобы как-нибудь согреться от холода. Нужно было видеть, когда отец семейства появлялся на пороге с буханкой хлеба и дети его с криком радости бросались с печи, овладевали хлебом, и, счастливые пускались в пляс. А сказки матерей! Убаюкивая голодного ребенка, они ему рассказывали о дожде из булок, упавших у самых дверей какого-то бедняка, о мешке с золой, превратившемся в мешок с крупой. Нужно было все это видеть и слышать, чтобы иметь представление о потрясающей нищете, царившей в черте еврейской оседлости. Таких семейств было не тысячи, а сотни тысяч.