- Это ведьмина метла. Да, ты знаешь, нам Маша рассказывала об Аннушке, была в этих краях, ходила по вятским местам, по вологодским, по Костроме.
- Что?
- Например, посмотрит на дом и скажет хозяину: "Дом-то горит у тебя!" - и дом точно сгорал. Смерть других чувствовала, говорила: о душе думать пора. Ничего никогда не брала, ни вещей, ни денег, только кусок хлеба, редко картошку, яйцо.
Мы помолчали.
- Кукует и кукует,- произнесла Аня.- Хорошо бы сейчас пойти к реке и выкупаться. Раз уж столько насчитано лет жизни, то не страшно и нырнуть.
- Евланя дал Кирсеичу вечную жизнь. Хочешь, тебе даст.
- Ни за что! Я ведьмой буду. Знаешь, я думала, эта Аннушка безгрешна, а в старину объявили бы ведьмой: накликала пожары.
- Не она ж поджигала. Давай о другом, а то напустим на себя... Этот Евланя, знаешь, как предлагает омолодиться? Запомни: надо избавляться от плохого. Некоторые женщины, например, стараются не смеяться, зря! Морщинки от смеха самые женственные. Смотри, баба Маня, очаровательные морщинки.
- Надо идти,- сказала Аня.- А то всего не переговоришь.
Мы поднялись из теплого гнезда. Костер все светился. Долго шли по желтому полю. Долго прощались.
Птицы, перестав кричать, кружились над костром. Беззвучно пронеслись самолеты.
14
Вернулся. В окне домика горел свет. Но казалось, какой-то другой, не электрический. То ли это было от лунного света. Ноги почему-то не шли к домику. "Пойду к Евлане. Нет, к Кирсеичу. Не могу же я спать в доме, где двери открываются как хотят". Не могу же я рисковать сейчас, когда еще не знаю, что будет со мной.
Лунная дорожка лежала как раз на мостках. Этого не может быть, думал я, мостки не могут отражать луну. Не могут.
Мостков не было. Лунная дорожка подбежала и легла к моим ногам. Темнели на том берегу заколоченные избы. Я оглянулся - в домике моем мерцал свет.
Сяду и буду сидеть, решил я. Высохнет же когда-нибудь эта вода. Или замерзнет. Перейду по льду. Сам я замерзнуть не могу. Я тепло одет, она гладила мой лоб, щеки, им тоже тепло. Она целовала мои глаза, я никогда не ослепну. Когда я лежал и она склонилась надо мной, полосы упали и я был в шалаше ее волос. Надо будет сказать ей: в шалаше твоих волос и белое лицо вверху. Почему она плакала? Когда она залезла на дерево и расставила руки смеясь, я упал на снег и тоже раскинул руки и был ее отражением - два креста, вверху и внизу. Тень ее закрыла меня. Подожди, сказал я себе, на каком снегу?
