Я считал, что Марко серьезнее меня, и в каком-то смысле так оно и было, если говорить о том, как он смотрел на мир и судил о нем; и внешне он, конечно, был куда привлекательнее: длинные волосы, одет как рок-музыкант, в отношениях со взрослыми он проявлял жесткость. С самого начала я как бы признавал за ним некоторое превосходство и скромно держался в его тени, довольный положением ведомого. Он, как и я, опасливо сторонился реальности, и любое вмешательство извне могло привести его на край бездны. Марко до сих пор жил с родителями, что с его характером было нелегко, но снять квартиру в Милане стоило недешево, а у Марко за душой не было ни гроша. Я не раз предлагал ему переехать в мою квартиру-пенал, но он отказывался, говоря, что у меня слишком шумно и что он не хочет стеснять меня; по-моему, ему даже нравилось чувствовать себя в подвешенном и дискомфортном состоянии, зачем-то ему это было необходимо. Казалось, что Марко лучше, чем мне, удается оставаться самим собой, по крайней мере, он умело контролировал свои чувства и порывы. И постоянно тормошил меня, не давал закиснуть: только благодаря ему я в двадцать три года закончил университет, ведь именно он повторял мне, как заведенный: «Мы стареем, пора уже двигаться вперед».
Марко, он дорожил моими жизнерадостностью и общительностью, умением располагать к себе людей и даже моей неспособностью давать точные и быстрые оценки. Дружба со мной давала ему возможность присмотреться к своим качествам и развить их, общаться с людьми и преодолевать болезненную застенчивость. Иногда по просьбе Марко я заговаривал с понравившейся ему девушкой, когда же беседа становилась оживленной, появлялся он и пускал в ход свои чары, улыбался и заливался соловьем. Иногда на улице или в гостях у малознакомых людей он заводил разговор на какую-нибудь спорную тему и подначивал меня до тех пор, пока я не пускался с жаром в отвлеченные рассуждения, которые излагал своим оглушительным голосом. Но он никогда не оставался в стороне: внимательно смотрел на меня и слушал, всегда готовый поддержать, если понадобится; после таких представлений глаза у него блестели от возбуждения: «Ливио, ты неподражаем. Неподражаем». Впрочем, я тоже был для него больше, чем просто хороший слушатель: когда он рассуждал об устройстве мира или просто фантазировал, я ловил каждое слово, живо реагировал и пылал от возбуждения.
Но когда я готовился к защите диплома по истории, мы с Марко оба будто погрязли в болоте и чего только не делали, чтобы выбраться на берег: вели умные разговоры, читали книги, безуспешно пытались выглядеть интересными в глазах окружающих. Работы у нас не было, и ничто не предвещало, что она появится в ближайшем будущем, так мы и сидели без денег, без настоящей любви, а Марко еще и без своего угла. Реальность оказалась беспощадна к нашим фантазиям. Время от времени мы даже переставали видеться, просто чтобы не показываться друг другу на глаза все в том же жалком виде; надеялись, что пройдет какое-то время, и мы накопим впечатления, запасемся идеями, которыми сможем поделиться друг с другом и которые мы еще не успели обсудить до мельчайших подробностей.
