Крыши Ольгиной деревеньки он увидел под горою. Отсюда открывался славный вид, который тронул его душу: дома выглядывали из зелени, на высоких тополях чернели грачиные гнезда. У него почему-то забилось сердце. Поймав себя на этом, Соломатин отметил: «Ишь, отзывается».
Не торопясь, Флавий Михайлович подъехал поближе и вышел из машины. Его поразила тишина — только грачиный грай раздавался над деревней. День был тихий, ветерок не качал веток, а лишь шевелил листву да колыхал травы. Петух пропел.
«Это Прометей», — отметил Соломатин, усмехнувшись.
Под старым бревенчатым мостом ручей разливался широко по песочку, по россыпи разноцветных камушков. Флавий Михайлович разулся, закатал штанины, обувку свою оставил у машины и перебрел мелководье, дивясь каменной мозаике.
«Будет сынишка — прибежит сюда камушками играть», — отметил Флавий Михайлович, словно приходя в себя, и опять усмехнулся.
От ближнего дома донеслись голоса, он увидел мужчину и женщину, и так определил, что это дачники; Ольга говорила, что городские живут в деревне все лето — три семьи. Одна — москвичи, еще из Воскресенска, и третья, вроде бы, из Твери.
Соломатину не хотелось попадать кому-либо на глаза, кроме Ольги, и он пошел не прямо в деревню, а вдоль русла ручья, и тут заросшего таволгой.
Он вышел к старому пруду, почти сплошь покрытому стрелолистом и зелеными клубочками тины, — о нем зимой говорила Ольга, что в нем тьма-тьмущая карасей. Это было истинно лягушиное царство; одна из лягушек спокойно смотрела на подошедшего к берегу Соломатина из воды, и вид у нее был умудренный.
На берегу пруда за кривой ствол ветлы был привязан на длинной веревке черный теленок с белым пятном, съехавшим со лба на глаз и ниже.
— Фёдор! — сказал ему Флавий Михайлович. — Здорово, приятель! Как ты вырос-то! Ну, я не ожидал.
Фёдор смотрел на него, недоумевая, и вдруг кинулся в сторону, пока не натянулась веревка.
— Ты что, не узнал меня? — укорил его Флавий Михайлович. — Нехорошо, брат, не по-дружески. Я ли тебя не поил, я ли тебе баночку не подставлял. Коротка же у тебя память! Неблагодарность — худший из пороков, запомни это.
Он подошел-таки к теленку, погладил — шерсть у него была на удивление шелковиста и тепла. Теленок боднул его — Соломатин покачнулся.
— Не фамильярничай, — сказал Флавий Михайлович. — Как-никак я кандидат наук, а ты кто такой?
Вдруг совсем рядом с пруда поднялась серая цапля и полетела низко, задевая за кусты опущенными длинными ногами.
