— Господи, что творим! Стыдно-то как! Ишь, кровать сломали.
— В том было ощущение полета! — возразил он.
— Вот навязался на мою голову! Ведь сказала же утром: уходи. Нет, не ушел.
— У меня правило: начатое доводить до конца, — невозмутимо объяснил Флавий Михайлович. — А ты женщина безответственная и легкомысленная: к исполнению святого долга спустя рукава относишься, тяп-ляп, кое-как.
Она не отозвалась на это смехом, а продолжала чем далее, тем сердитее:
— Тетка Валя давеча: друг, говорит, у тебя появился — кто такой? А что я сама-то знаю? Смотри, говорит, небось, мазурик какой. И то сказать, может и мазурик. Ишь, что плетет про древнюю Грецию да про Рим! Ох, дурит он меня, клуху деревенскую! Ох, дурит.
Легла в передней на кровать, проговорила:
— Ой, как холодно тут!
А из спаленки с постели, распластанной на полу, послышалось вдруг задушевное пенье про липу вековую, которая над рекой стоит.
Луг покрыт туманом,
Словно пеленой.
Слышен за курганом
Звон сторожевой.
— Оля, подпевай, — распорядился он оттуда.
И она вернулась к нему, подпевать.
Именно в эту ночь Ольга сказала своему гостю с глубоким вздохом, с облегчением великим, словно исключительно важное дело свершила или словно до правды-истины докопалась:
— Ну вот, я только теперь поняла, что к чему, только теперь что-то расчувствовала.
И засмеялась, прижимаясь лицом к его плечу.
— Деметра, — сказал он, — ты становишься Афродитой.
Утром проснулись — еще только светало.
— Два сна видел, — сказал Соломатин. — Сначала приснилось — будто еду на велосипеде по-над берегом реки, а река внизу, в долине, вьется лентой. Утро будто бы этакое теплое-теплое, парное, с розовыми облаками на небе. А в реке купание по всему течению тут и там люди, крики, смех.
— Ой, и мне снилась река! — подхватила Ольга. — Я купалась, а платье да все прочее будто бы оставила и на том берегу, и на этом.
— Так это была одна и та же река, — решил он. — Ты, небось, видела меня на велосипеде?
— И уж просыпаюсь, думаю: как же я вот сейчас проснусь, а одежу-то свою по берегам не собрала еще! Может, думаю, мне подождать просыпаться, сначала собрать. А на мне будто бы уже платье, а пояска нет. Как же, думаю, без пояска-то? Распояской, что ли, ходить!
— Ты думаешь, это вещий сон? — размышляюще спросил Флавий Михайлович. — Он что-нибудь обозначает?
— Глупых да зряшных снов не бывает, — сказала Ольга. — Не поясок, а себя я потеряла, раз любовника завела.
— Не путай грех со святым делом.
