Уже подходя к своей деревне, с замиранием сердца подумала, прислушиваясь к себе: а что, если и вправду забеременела как раз нынче ночью? Что, если в ней уже произошло это сцепление двух клеток в единое целое, которое теперь уж не разорвать; оно будет в ней, как семечко, упавшее в благодатную почву. Ну, да, она забеременела и родит теперь. Какое это чудо! И какое это счастье. Вот удивятся-то все! То-то пересудов будет, когда заметят ее живот. Уж позлословят: Ольга, мол, нагуляла, спуталась. «А и черт с ними, пусть болтают, пусть языками треплют, — подумалось ей весело. — Зато у меня через девять месяцев появится ребеночек, точно такой же, как у Веры».
Она вспомнила маленького племянника, который так славно причмокивал во сне или когда сосал материнскую грудь, и уже улыбался — в глазах его было прояснение просыпавшегося разума! А как он славно лепетал: «Та-та-та».
Вот и у нее будет такой. Не замечая, что и сама улыбается, Ольга подходила к своему дому и вдруг остановилась: в окнах горел свет. Она не верила своим глазам. «Тетка Валя пришла?» — мелькнуло в голове. Нет, та не войдет в дом без хозяйки. «Может, этот, ушел и не выключил свет? И свет горел весь день?» — так она подумала, но уже вспыхнула догадкой: он не уехал, этот самый Флавий Михайлович, любовник чертов! Не уехал.
7
Тропинки от крыльца к дровяной поленнице, ко двору были расчищены от снега, березовые чурбаны расколоты, уложены в поленницу, а с крыши снег сброшен; изба, словно освободившись от тяжести, смотрела на улицу бодро, вроде бы даже с торжеством. И вот еще чего: сухая старая береза уже не стоит возле огорода, она повалена, распилена.
Опасаясь неведомо чего, Ольга вошла в избу — тут было тепло, ее любовник что-то вытесывал, сидя возле маленькой печки, обложенной кирпичами.
— Ты не уехал? — изумленно спросила Ольга.
Могла бы и не спрашивать: раз сидит тут, значит, не уехал.
— Чего это я поеду! — ворчливо отозвался он, не прерывая работы. — С какой стати?
— Но я же тебе сказала.
— Ты сказала: сделай свое дело и уходи.
— Ну?
— А что ну! — возмутился он довольно благодушно. — Я твоим глупостям не потатчик.
— Как это?
— Мы ж к делу едва-едва приступили — это еще только «здрассьте», это еще, так сказать, холодная закуска, а горячие блюда впереди. Мы ж только сели за стол пировать на празднике жизни, и вдруг: уходи. Это, по-твоему, умно?
«Какие еще „горячие блюда“?» — Ольга даже растерялась.
— Вот уж не ожидал, что ты отнесешься так легкомысленно к серьезному делу.
