— Вот теперь вижу.
— За погляд деньги берут.
— Ты спросила хоть, откуда он и куда идет?
— Что мне за дело! Вишь, как проголодался — значит, издалека. Я вчерашнего дня не ворошу — радуюсь нынешнему.
— Слушай, а зачем он тебе?
— Для повады! Вот расскажет, где был да что видел.
Так вот они о нем говорили, поталкивая друг дружку локтями.
— А не будет от него никакого толку, — сказала соседка, подумав, и засмеялась. — Сорока годов мужик — не мужик. Одно название.
— Ой, да ну тебя! — покраснела Мила. — Совсем ты обессовестилась.
— Тебе, подруга, для повады ребятишек надо заводить. А этот сможет ли?
— Африканских страстей не обещаю, но ребятишек… хоть десяток! — степенно изрек Евгений Вадимыч.
— Дурачье дело не хитрое.
И принялся за мозговую кость.
— Тогда вот чего: отдай его мне, — то ли шутя, то ли всерьез стала уговаривать соседка. — К тебе потом парень молодой из леса выйдет. А уж с этим я как-нибудь перезимую.
Но Мила решительно выпроводила соседку и сказала:
— Ты ее не суди строго. Она ведь только на язык смелая.
— Я так и понял, — кивнул Евгений Вадимыч.
— Мужа у нее прошлой зимой медведь задрал.
— А твоего? Тоже задрал?
— Я замужем не была.
— Что ж так?
— Откуда тут женихам взяться! В лесу живем, на сто верст вокруг лес да лес. В нашем хуторке всего три человека: еще бабушка Анисья на Лебяжьей косе, да вот Аня. Анин дом чуть дальше, возле ручья. Ты мог бы и к ней выйти, а не ко мне.
— Нет, — сказал Евгений Вадимыч и головой покачал. — Этого не могло быть. Я к тебе шел, только к тебе.
Он встал из-за стола, чувствуя себя отдохнувшим, и нетерпеливо отправился осматривать хозяйство, отмечая глазами всякий непорядок; руки просили работы, и он брался за дело, мастеря то и это, при ласковых похвалах молодой женщины.
А потом наступил вечер. Евгений Вадимыч уже в сумерках сидел на ступеньках крыльца и слушал, как она доит корову. Комарики пели, из огорода веяло запахом черной смородины, первые звезды проявлялись на небе. Мила подошла с ведром парного молока в сопровождении кошки, которая ластилась у ее ног.
В полутьме, при отсветах загадочных зарниц, ужинали.
А потом хозяйка разбила широкую постель… И уж в полной темноте, лежа на жаркой перине, он осознавал совершающееся: вот она раздевается, эта женщина, вот кровать мягко продавилась, когда она села на край ее, и вот рядом — ее дыхание, биение ее сердца. Восторженный ужас владел Евгением Вадимычем, как при волшебном сне, оттого, что она так близко.
