— Землю известковать надо, — посоветовал Евгений Вадимыч, имея ввиду тот участок, что за огородом, а сам при этом волновался неведомо отчего. — И потом еще вот что: боровки картофельные ты неправильно расположила — их надо с севера на юг ориентировать, чтоб солнце за день прогревало с обеих боков.
— Ишь как! — удивлением своим она будто похвалила его. — Откуда тебе-то ведомо? Ты ж городской!
— Каждый мужик в пределах своей мужской профессии должен знать и уметь все: и картошку сажать, и изгородь ставить, и ребятишек сочинять.
Она так славно засмеялась! И смехом своим окрасила некоторую неловкость его суждения.
На том лугу, где теленок гулял, стояли невысокие стога.
— Сено в копны класть — одной-то несподручно, — пожаловалась она. — Да хоть чего возьми! Одна и есть одна.
Он согласно кивнул: да уж, мол, что и говорить, в одиночку и птица не живет.
— Мужика не хватает в моем хозяйстве, — заключила она и смутилась.
— Это верно, — отозвался он. — Ну, ничего. Сено мы перекладем, в больших стогах оно сохраннее.
Говорил это, а сам не мог отвести от нее взгляда: голые руки и плечи этой женщины покрыты были ровным загаром, голова на полной шее горделиво откинута назад, словно бы от тяжести волос.
— Как тебя зовут?
— Мила.
Мила. Какое славное имя! Оно как раз для женщины с ямочками на локотках, с доверчивым взглядом больших синих глаз.
— Жень! — послышалось с надувного матраца, так что он вздрогнул.
Татьяна переворачивалась на другой бок, шурша своим матрацем.
— Чего тебе? — отозвался он. — Не спится?
— Да уж уснула, и вот приснилось, будто я и вправду. Она, что же, совсем одна живет?
— Одна… Весь и хуторок — только этот дом да два сарая, да колодец с журавлем, да банька на берегу.
— И никого там больше нет?
— Нету.
Татьяна затихла, а через несколько минут опять подала голос:
— Как хорошо! Живешь в лесу — ни тебе шуму, ни гаму, ни гвалту.
— Тихо там, — доверчиво подтвердил Евгений Вадимыч. — И летом, и зимой.
— Какая смелая! Надо же, никого не боится, даже вот мужика, который из болота вылез.
Тут уже слышалась легкая насмешка над ним. Но он не обиделся.
— Меня ли бояться! Я смирный. Да она в случае чего оплеуху отвесит — на ногах не устоишь.
— Никого ей не нужно, — размышляла вслух Татьяна. — Как отрадно-то! Тишина… петух поет по утрам. Кукушечка кукует.
Голос у нее был сонный, вот-вот опять отплывет.
— Зато магазинов нету, — подсказал он, желая отпугнуть жену от заветного острова, как постороннего человека от грибного места. — И рынка тоже.
