— Такая женщина, вероятно, очень неплоха в постели, — сказал Чанат. — И она воспитает хороших воинов. Жаль, что у нее не прибавилось желания при мысли о моей сморщенной мошонке.
— И правда, жаль, — ответил Аттила.
Проходя мимо следующей палатки в самом центре лагеря, Аттила и Чанат услышали крики молодой женщины и мычание бессильного старика. Внезапно девушка почти что выпала к их ногам из грязной, убогой на вид палатки. Волосы были вырваны клоками, лицо избито и в синяках, а туника наполовину разорвана на спине. За ней, спотыкаясь, появился старик, задыхающийся от бешенства и выпучивший глаза. На скудной его бороде виднелись пятна слюны. Он остановился и выпрямился, заметив кагана.
— Как она досталась тебе? — отрывисто спросил Аттила. — Я отдал ее Забергану.
— Заберган продал ее мне, — сказал старик. — Он — мой двоюродный брат. Я заплатил хорошую цену.
— А сейчас ты бьешь ее?
Старик заговорщически улыбнулся:
— Чем больше бьешь, тем нежнее мясо.
— Как ты бьешь ее?
— Этим, — ответил старик, размахивая шишковатой палкой, и приблизился к Аттиле, его дыхание участилось и стало горячим из-за кумыса и похоти. — По спине, — сказал он почти шепотом, — по молодым упругим ягодицам, по мягким молодым бедрам…
— Как? Так? — спросил Аттила. И в мгновение ока схватил палку у старика и толкнул его на землю. Чанату показалось, будто он услышал, как что-то захрустело, пока тот ударился о твердую землю. Затем Аттила очутился верхом на старике и стал колошматить по костлявой худой спине со всей мочи. Под шквалом ударов тот мог только съеживаться и умолять о пощаде.
Аттила снова выпрямился, сломал палку о поднятое бедро несчастного и уронил две половинки в пыль.
Вождь помог девушке встать на ноги и кинул на нее быстрый взгляд.
— Иди в женскую кибитку. Скажи, что это я послал тебя. Там хорошо о тебе позаботятся. Сейчас ты моя.
Девушка смотрела на говорившего испуганными глазами.
— Иди, — сказал Аттила, подталкивая ее.
Девушка ушла.
— Разбираюсь с домашними неурядицами своих людей! — заворчал гунн, бросая взгляд ей вслед. — Я думал о чем-то более высоком, когда мечтал стать каганом.
Чанат захохотал:
— Вы добры к женщинам.
Они двинулись дальше, оставив старика лежать в пыли.
— Добр? — пробормотал Аттила. — С добротой это не имеет ничего общего. Я хочу, чтобы из чрева той женщины родились хорошие воины.
Утром вдова, жившая в палатке, находящейся на краю лагеря возле загона для лошадей, подошла к двери и увидела грека, молча сидящего на коне. Он протянул ей красивую серебряную вазу.
