Но ты сам рассуди — откуда писарчуку догадаться, что у бабы стряслось на дороге?
А Гаврила, между прочим, наседает:
— Со страху она, что ли? Зверь я какой, что ли?
Писарчук чувствует — успокоить надо начальство, и, не будь дураком говорит:
— Не со страху она, Гаврила Афанасьевич, а из уважения к вам. Проползла, чтобы не загораживать перспективу пространства, которым вы любуетесь из окна.
Гавриле понравился ответ. Авдотья же той минутой увидела председателя в окне, схватила своего чумазика на руки и тикать от конторы… Вот она, брат, какая история…
— За это Авдотью и прозвали Ползунихой? — спросил я.
Дед Климка почему-то опечалился и по-стариковски заскреб бороду, будто слова застревают у него в волосах и приходится выскребать их пальцами, как соринки.
— Непокорный ты человек и суетливый, — сказал дед Климка. — Слушай дальше. Историю тебе рассказываю, а не анекдот какой.
Я извинился, и мы ещё по одной закурили.
Но дед Климка все косился на мой бидон с огурцами, и я опять догадался, какую идею он вынашивает. Одним словом, коротко говоря, мы пошли в избу, выпили там по-маленькой, закусили, а потом вернулись к Авдотьиной истории. Мыслей у деда Климки и фактов теперь, конечно, стала больше, хотя головы он не терял и в правде божился. Однако, чтоб не утомлять читателя, я сам продолжу рассказ. Тем более, что на другой день после беседы с дедом-Климкой я перепроверил эту историю у нашего знаменитого деда Беляя, колхозного сторожа, который никакого другого оружия для охраны не признавал, кроме своей бердянки, сохранившейся в его роду с царских времен. Был он строг и на слово.
Итак, в чем теперь гвоздь истории?
Гаврила был человек дотошный. Он послал писарчука вдогонку за Авдотьей, — узнай, мол, не случилось ли чего с бабой, поклонилась, а просьбу сказать побоялась, я, говорит, зря страх на людей нагонять не хочу.
Но писарчук не догнал вдову, — ушла на речку карапуза отмывать от пыли. Так что говорить пришлось с соседкой. А вот с которой — никто уже не знал, с той ли, что справа от Авдотьи живет, с той ли, что слева. Только одно дед Климка понимает: смекалистая оказалась бабенка. Подробно писарчука расспросила, как у конторы дело было, и к умному выводу пришла. Передай, мол, Гавриле Афанасьевичу, поклон Авдоться отбивала, в слезах проползла, чтоб про недоимки сказать, да духу не хватило. Полмешка гречихи числится за ней, ещё при мужике своем задолжала. И другая недоимка есть, чего там говорить, в бумагах у председателя до зернышка все записано.
