— Передайте этим дуракам, — сказал он, — что гориллы не дадут нам сойти с плоскогорья, пока светит солнце. Мы все тут погибнем, не победив. Нас ждет не только смерть, но и позор.
— У нас есть ружья, надо стрелять по гориллам, — кричали за шатром люди.
— Звери разбегутся. Никаких ружей не хватит, чтоб перебить эту нечисть. Мы можем лишь в долгую ночь незаметно обойти главный их табор и пробиться в глубь острова.
Так через своих телохранителей ответил Бугрима, и народ разошелся в тяжелом молчании.
Ивану Щавелю, наверное, горше других было думать о том, что скоро не станет солнца. Он был хлебороб и подался к Бугриме в телохранители из-за неурожая, чтобы прокормить семью. Иван знал, как напоенная дождем земля любит солнце, как свеж и ласков в тихий день восход и как мудр закат. От красоты которого аж дух захватывает.
Поразмыслив, Щавель решил поговорить с Бугримой.
В теплый вечер, когда заходящее за море солнце разжигало костры на воде, когда тишину нарушало лишь пение диковинных птиц и мягкий ветерок был сладок и приятен, как прохладный русский квас, — Щавель приказал вынести перебинтованного Бугриму из шатра. Носилки, на которых сидел полководец, поставили на край горы, откуда открывалось море и хорошо был виден закат.
— Смотри, Бугрима, — сказал Щавель. — Смотри, и боль твоих ран затихнет.
— Что там за морем, почему костры горят?
— Разве ты никогда не любовался закатом?
— Нет. Я полководец, а не красна девица, чтоб любоваться, — гордо ответил Бугрима.
— Чем знатнее человек, тем больше он должен смыслить в красоте, сказал Щавель и спросил: — Боль твоих ран затихает?
— Да, затихает, оттого что я смотрю на костры.
— Это не костры. Это и есть закат. Каждый день так заходит солнце.
— Значит, солнце меня может вылечить?
— Да, если ты будешь сидеть, пока последний луч не спрячется за горизонтом и не погаснут волшебные костры.
— Почему они волшебные?
— Потому что их нет, а ты их видишь.
— Это чудо, — сказал Бугрима.
— Красота и есть чудо, — ответил Щавель и ушел, оставив полководца одного.
На другой вечер Бугрима уже сам попросил, чтоб его вынесли к ущелью, откуда был хорошо виден закат. И опять он просидел дотемна, пока не погас на небе последний луч солнца и не исчезли костры. Затихали его раны, полководец, глядя на закат, улыбался.
С тех пор по вечерам Бугрима перестал говорить о том, что уничтожит солнце. Но за ночь благодушие проходило, вновь к утру начинали ныть раны, и Бугрима вновь божился, что без победы не вернется. Он справлялся, не причалил ли к берегу корабль военачальников, кричал, что лучше жить в темном миру богатым и знаменитым, чем при солнце прозябать в нищете и в неизвестности.
