— Живем теперь!
Он произнес эти слова с такой радостью, что я сразу понял, как важна для него сейчас эта случайно подвернувшаяся работа. Похоже, что он уже отказался от своего намерения махнуть в Париж или Африку. Ну что ж, жизнь есть жизнь. Мне самому хорошо было известно, что такое повседневная забота о хлебе насущном. Только, видимо, я мало еще тогда знал Яшу Чапичева. Он был не из тех, кто легко прощается со своей мечтой.
— Слушай, негры в Африке на каком языке говорят? — неожиданно спросил он.
— Откуда я знаю? Негры разные, и говорят они, наверное, на разных языках.
— Мне бы хоть один изучить, хоть какой-нибудь.
— Нашел о чем думать, — с укором сказал я. — Ты сначала по-русски писать научись. А то стыдно — усы уже у человека растут, а он даже расписаться не умеет. Ведь не умеешь?
— Не умею, — Яша опустил голову. — Но я учусь. Я с печатного буквы срисовываю.
— Так писать не научишься.
— Сам вижу, что не получается у меня. Слушай, а может, зайдешь как-нибудь к нам? Не в службу, а в дружбу. Раз-другой покажешь, потом я сам…
В тот же день я показал Яше, как пишутся буквы, и после пяти-шести уроков он уже умел писать не только отдельные слова, но и целые предложения. Меня поразило, как грамотно писал он под диктовку. Ни разу не написал «пашел» вместо «пошел», «интиресно» вместо «интересно» — такой у него был чуткий слух. Еще меня удивило, что он не соединял буквы в словах.
Я сразу обратил на это внимание:
— Так нельзя, Яша.
— Почему? В книгах можно, а мне нельзя? — и продолжал писать по-своему, каждую букву отдельно. Я не мог понять, почему он так делает. Может, потому, что писал он левой рукой, и так ему было удобнее? А может, потому, что сначала научился читать, а потом уже писать? Такую манеру письма он сохранил до конца жизни.
Мы занимались каждый день по нескольку часов. Я торопился, потому что отпуск подходил к концу, и без жалости гонял Яшу, хотя временами мне казалось, что он вот-вот свалится с ног от усталости. Но он держался здорово и, как говорится, «не пищал».
— Сколько часов в день ты работаешь? — спросил я.
— Не знаю, — ответил Яша. — У нас часов нет. Начинаем чуть свет, шабашим в сумерки.
— Черт знает что! И куда смотрит охрана труда?
— При чем тут охрана? Работенка у нас «левая», охраны она не касается.
— Хорошенькое дело — в наше время такая эксплуатация.
— А мы сами себя эксплуатируем, — сказал Яша и почему-то посмотрел на свои руки, побуревшие от въедливой ржавчины. Почти на всех пальцах правой руки у него были кровоточащие ссадины.
