— В чем дело? — осведомился Зип. Он беспристрастно изучал Сиксто, словно на самом деле его не особенно интересовало, что же произошло с приятелем. — Твое настоящее состояние каким-то образом связано со мной? — с подозрением спросил он.
— Нет, — ответил Сиксто.
— Ты выглядишь так, словно кто-то огрел тебя бейсбольной битой.
— Нет.
— А что ты делал в аптеке?
— Купил колы. Пить захотелось.
— А я думал, что велел тебе следить за домом Альфи.
— С того места, где я сидел, было видно его дом, — попытался оправдаться Сиксто.
— Мы достали стволы, — ухмыльнулся Папа.
— Айда, — скомандовал Зип. — Куч собирает парней. Мы встретимся с ним у кафе.
Они пошли по авеню, в середине — Зип, по бокам — Сиксто и Папа. С ними Зип чувствовал себя уверенно. Он твердо шагал, расправив плечи и подняв голову, зная, что эти парни его команда, испытывал дружеское расположение к ним, чувствуя, что они связаны неразрывными узами, которые он не смог бы описать, даже если бы очень захотел. В ощущении этом не было никакой логики, потому что Зип осознавал, что он совсем не такой, как Сиксто или Папа. Один — маменькин сынок, а другой — недоумок. Но все же он не смог бы отрицать, что испытывает эмоциональное удовлетворение, шагая по авеню с этими двумя парнями — чем не генерал со своими адъютантами. Он верил, что его авторитет сильно окрепнет после того, как они прочистят мозги Альфредо Гомесу. Тут выражение «прочистят мозги» потускнело, и он очутился лицом к лицу с другим словом, куда более сильным и страшным. Убить. И от этого никуда не деться. Убить. Он мысленно повторил это слово. Убить. Мы убьем Альфредо Гомеса. Убьем.
К тому времени, когда они дошли до кафе, это слово стало значить для него не больше чем выражение «прочистить мозги». Куч уже ждал их. Он и два маленьких мальчика. Паркер, коп, уже ушел, а моряк все еще сидел в кафе, возможно, ждал, когда откроется «Ла Галлина», ждал юную испанку. Сначала эта идея понравилась Зипу. Он почувствовал гордость, догадавшись, почему моряк пришел именно сюда, поняв, что страсть его могла удовлетворить только горячая испанка. И тут же гордость его сменилась раздражением, и он мрачно подумал, что моряку здесь не место, он не имеет права изливаться в испанских девушек, словно канализационная труба в реку. Он нахмурился и злобно уставился в спину моряку, потом подошел к Кучу и его юным спутникам.
Один из мальчишек был одет в джинсы и белую, пропитанную потом тенниску. С носа у него текло, и он то и дело вытирал его тыльной стороной ладони, больше размазывая сопли по лицу. Ему было восемь лет.
