Бандиты и бабы | страница 20



— Да нет, сегодня не хочу…

— Что, так и будешь грустнячить?

— Нет, напьюсь.

— Ну смотри.

Мы сами не заметили, как перешли на «ты». Людей сближает правда. Я наблюдал за ловкими действиями Маши — а вдруг придётся когда-нибудь и впрямь сыграть на сцене опытного самокрутчика. Маша заметила мой любопытный взгляд:

— А травка-то свежая! Чистая. К такой даже не привыкаешь. Если захочешь, то не стесняйся. Оставлю. «Пяточку» добьёшь.

Но я устоял. Зато напился как в студенческие годы.

Прибрежный бриз, молодое белое вино, стихи Блока, динамист-импресарио со своей израильской крышей, убитый муж девушки по вызову и её одинокий сын, считающий меня волшебником. Наконец, сидящая напротив меня «учительница» с косячком — всё это для психики творческого человека замного! Мой «градусник» зашкалило.

Последнее, что я помню, — мы гуляли по берегу, и я опять обратил внимание на её стройные ноги, напоминавшие бутылки из-под рислинга.

Маша разбудила меня довольно рано. Объяснила, где я, кто я! Заодно, почему сейчас нахожусь в Израиле. В красках описала, как донесла меня вчера до номера и уложила, не раздевая. Сама устроилась в кресле. Потом поглядела на часы и пожалела, что ей надо бежать, — сегодня много работы! Я ей в ответ чего-то промемекал, спросил, есть ли в мини-баре пиво, пытался извиниться за вчерашний перебор, но она ответила: ничего страшного, ей не привыкать таскать на себе пьяных мужиков, а потом, когда я мгновенно засосал банку пива, добавила, что никогда не видела опохмеляющегося волшебника. Я подумал, точнее было бы сказать: «Волшебное похмелье!»

А похмелье и впрямь бывает волшебным. Знаешь, я пару раз потом пробовал курить анашу. Не моё! Пиво наутро после перепоя вставляет реальнее! Торкает почище любой травки. Во всяком случае, мне. По-моему, многие мужики у нас пьют, чтобы наутро опохмелиться! Когда боль в голове сменяется радостью во всём теле, во всех мышцах… Вот это торчок! Я понимаю, что выражаюсь безграмотно: радость в мышцах быть не может. Но у русского человека от пива после перепоя может!

На прощание Маша сказала, что сегодня у неё снова много работы, а завтра выходной и она снова хочет поехать на мой творческий вечер. Я согласился с условием, что после концерта мы снова пойдём в её любимое кафе, и, если она мне почитает Блока, то я всё-таки соглашусь с ней по-дружески пыхнуть. Она ответила, что ради такого случая почитает мне даже Пастернака вперемешку с Мандельштамом. Я дотронулся пальцем до её носа, как в детстве до моего носа дотрагивалась мама: