– О, Господи, – сказала. – Ну и дела...
9
А дела и вправду пошли странные, вовсе необъяснимые. Неделю назад думать не думала, что будет сидеть наедине с мужчиной, пить водку под гитарный перебор. Забыла Клавдея давным-давно, что это за штука за такая – любовь. Перегорело внутри, высохло: колодец в долгую засуху. Отпали-уснули желания. Даже рада была: меньше томиться. Будто не было и ей когда-то семнадцати годков. Будто не она любила Леху, не бежала, сломя голову, с поля домой.
Был он ловкий тогда, сноровистый, нрава легкого, доброго, незлобивого. Проведет пятерней по голове, пригладит в смущении буйный вихор, а уж потом пожалеет, приголубит, обойдется ласково, с пониманием. Так и льнула к нему, так и ластилась.
Жили они скученно: в одной избе, что в одной комнате. Дед Никодимов храпел на печи, баба Маня таилась по мышиному, Лехины сестры – Анька с Зойкой – спали напротив, пацаны сопели под боком, а ей – наплевать. Была у них с Лехой одна кровать на двоих, да стеганое одеяло, которым они, как дверью, отгораживались от посторонних глаз. Была молодость. Была сипа. Все ночи были для них. И пусть – не было достатка, совсем не было денег: она и не думала, она не хотела. Лишь бы дождаться вечера, да погасить бесстыжую лампу, да отгородиться от мира стеганым одеялом!
И было так – долго. Уже пацаны в школу бегали, уже они в городе жили, своей квартирой, а любила Леху по-прежнему, мотала его ночами: силы-желания не убавлялись. Была Клавдея не толстая, была не тонкая: в самый раз. И Леха – в самый раз. И жизнь их совместная – тоже в самый раз.
А потом, – не скажешь, когда и началось, – пошли их дорожки на разные колеи. Леха потихоньку спивался, приходил домой пьяный, без сил, засыпал сразу, почти что у порога. И радости по ночам не было, не было Клавдее удовольствия: вялый, рыхлый, разболтанно торопливый – какой от него прок? Плакала Клавдея, ругалась, выла с тоски, а поделать ничего не могла. Водка все ему заменила: дом, детей, жену. Водка все из него высосала: силу, охоту, желание.
И перегорело в Клавдее, пеплом подернулось, стылыми завалилось головешками. Переключила Клавдея неистраченную свою силу, стала деньгу копить, обзаводиться хозяйством. Леха свое пропивал, она – копила. Леха – из дома, она – в дом. Подсказали знающие люди, устроили работать в бассейне, в мужской раздевалке. Сколько она привыкала, сколько стыда вытерпела, этого добра наглядевшись, – не перескажешь! Не все привыкают, не все остаются: работа трудная. Она осталась, она притерпелась: работа денежная. Кто пятачок сунет за хлопоты, кто гривенник. Наберет за день горстку мелочи, обменяет на бумажки, спрячет от Лехи в шкаф, под белье, сплюснутые рублевки.
