– Маманя, – застонал. – Помолчи, Христа ради...
– Видю! – возликовала старушка в полный голос. – Вида, милок, видю!
Леха повел по сторонам тяжелым глазом, углядел скамейку в кустах. Пошел, спотыкаясь, на ватных ногах, сел, обмяк телом. Старушка покатилась следом, примостилась рядом: ногами до земли не доставала, весело поглядывала на соседа глазом-изюминкой в зеленом ободке.
– Те, милок, кой годок?
– Сорок пять.
– Ёш твою маковку! – Она даже ногами взболтнула. – В аккурат... А мне – девяносто.
– Врешь!
– Соври лучше. Эвон – видал?
С удовольствием разинула рот, показала пустые десны, пропела с гордостью:
– Чи-и-сто... Корешков и то нету. Как родилась ни с чем, так ни с чем и помру.
Леха покосился нелюбопытно на разинутый рот, сказал угрюмо:
– Мне до тебя не дожить...
– Куда! Не жилец, паря, не, не жилец.
– Чего уж... – обиделся. – Не хуже других.
– А другие-то... – она опять взболтнула ногами: – Черьвивые. Вас, вон, молодыми скручивает, а я, с глазами-то, еще жить буду. Во мне силы много. Видю, милок! Видю!
Леха засопел, насупился, отвернул голову, а она поелозила задом по скамейке, подобралась поближе, примирительно ткнула в бок:
– Чудо! Как звать-то?
– Леха.
– Леха... – залилась мелким дребезжащим смешочком. – Ёш твою маковку! Что за Леха за такой? Эдак собак кличут... По паспорту говори.
По паспорту его никто не звал. Все Леха да Леха. Дома – Леха, во дворе – Леха, на работе – тоже Леха. Так Лехой и помрет. "Кого схоронили?" – "Да этого... Леху".
– Алексей... – сказал с заминкой. – Трофимыч.
– Ишь ты... – подпрыгнула. – Мужик мой – тоже Трофимом звали.
– Помер?
– Помер, – запечалилась. – Еще при царе-батюшке.
– Чего? – вытаращился Леха. – Сколько ж ему тогда было?
– Сорок было да еще пять.
– Как мне... – увял сразу.
– Как тебе.
Словно холодом вокруг повеяло. Крылом опахнуло. Тенью накрыло с головой. Каркнула на дереве ворона. Взвизгнули тормоза. Раненым зайцем прокричал прохожий. "Это в каком таком смысле?" – обмирая, спросил Леха. "В смысле общей вялости", – уточнил докторишка и заглянул прямо в лицо, глазами жуткими, сострадательными.
– А с чего помер? – с надеждой спросил Леха.
– А с того с самого... Пил без просыпу,
– Как я...
– Как ты.
Леха с тоской поглядел по сторонам, но утешения себе не нашел. Не было ему вокруг утешения.
– А что, маманя, – спросил по поводу, – когда больше пили? Раньше или теперь?
– Ёш твою маковку! Спро-осил... Да теперешние не в пример. Деньги шальные. Бога нету. К старикам без внимания. Друг дружку тыркают... Бывало, идут вместе, рядком да ладком, а эти – шырк да шырк, шырк да шырк... К себе без уважения.
