Скривился, вытер слезы и продолжил:
– «Мы все в белом, а ты, Титэнко, – черная кость»… Слышь, Федоровна?.. Наташка из столовки и та за человека не считает… Ты в курсе?
Витьке после спирта на душе легче не стало, а даже наоборот.
Он вернулся в барак и постучал к соседям-преферансистам. Голоса затихли. Дверь открыл Марат с перепуганным лицом. Увидев Витьку, он скорчил недовольную мину и процедил:
– Ну чево?..
– Ничево… Что смотришь? Я не милицинер… – Слово «милиционер» у Витьки не совсем получилось. «О» куда-то затерялось, и получился «милицинер».
Витька протиснулся в комнату мимо нарочно не двигавшегося с места Марата («Ну, чтоб, значит, дорогу не дать», – понял Витька) и сел на кровать. Марат выдержал в дверях паузу, дожидаясь реакции партнеров по игре. Те молчали. Слышно было, как тасуют карты. Марат сел с глубочайшим вздохом. Витька напрягся, скрипнув матрацем кровати.
Стали сдавать, бросая карты на перевернутую вверх дном зеленую миску. Витька знал, что под миской закусь. В комнате было полутемно. Узкое окошко (на треть занятое кондиционером) прикрыто было фольгой, в которую положено заворачивать трупы, чтобы они быстро не разлагались на солнце.
Миска стояла на табуретке. «А бутылка, наверное, за шкафом», – высчитывал Витька.
В комнате было прохладно. Шелестел кондиционер.
– А у меня кондицинер (опять «О» куда-то вылетело) вчера сдох, – пожаловался Витька на свою судьбу. Однако все молчали, подчеркнуто внимательно изучая свои карты.
– Мизер, – сказал Марат и потянулся к столу за сигаретой.
– Жара щас в комнате… одуренная, – тянул Витька.
Марат поднял прикуп и бросил свои карты на миску.
– Не записывается: чистый. – Он звонко хлопнул в ладоши, потом скользнул взглядом по Витьке и вздохнул. Можно было выпить за мизер, но при Витьке не выпьешь – делиться не хотелось.
– Какой козел такие «кондеры» выпускает?.. Еще знак качества стоит… – бухтел Витька.
Марат не выдержал:
– Слушай, ты, козел, чеши отсюда. Титька-жених!..
У Витьки было такое чувство, будто его двинули по морде здоровенной боксерской перчаткой. Вся голова воспламенилась. Он взлетел с кровати и растерянно посмотрел на молчаливых преферансистов.
– Давай, давай, «многоженец»!.. – Черные глаза Марата лезвиями полосовали налившееся краской Витькино лицо. Витька хлопнул дверью и, задыхаясь, вбежал в свою раскаленную, как домна, комнату. Стена завибрировала от хохота.
«Ах ты гад! – понял Витька. – Вот с кем Наташка по ночам романы крутит! Сам, гад, женат… От гад».
