Только при ярком свете ламп приемного отделения госпиталя он увидел во всех красках тела солдат. От сгустков крови Василия затошнило, и он метнулся в темноту – подальше от сотворенного им ужаса.
Опорожнял себя долго и мучительно, упав на четвереньки. Когда стало чуть легче, качаясь от еще не выветрившегося спирта и потрясения, направился обратно, но не сделал и пяти шагов. Возле приемного отделения стояли два штабных «уазика» и несколько старших офицеров. Перед ними – ротный навытяжку.
«Дежурный врач, наверное, сообщил», – похолодел Самсонов. И не двинулся с места. Из пятна света перед приемным отделением его в темноте не видели.
Кричали, матерились и размахивали руками офицеры недолго. Забрав ротного с собой, начальство укатило в штаб. Бронетранспортер увязался за «уазиком».
Самсонов остался один. Только теперь он понял, что главный груз вины потащит ротный. Это его солдаты, его пост, его БТР. А он, начпрод, никому не нужен. И может здесь, в темноте, стоять долго, стоять вечно. Невидимый. И неслышимый. И никто о нем не спросит… «А солдат-водитель! – накрыло Василия. – Как я буду смотреть ему в глаза? А всем остальным, всему батальону…»
Еще полупьяный, деревенеющий от страха, Самсонов подошел к крыльцу приемного отделения.
– Ну что там? – спросил у дежурного врача, вышедшего покурить. Тот брезгливо поморщился, уловив струю перегара, и отвернулся.
– Жить будут? – не отставал Василий.
Врач смерил его длинную фигуру и наконец заговорил:
– Ты чего сбежал?.. Испугался?
Самсонов опустил глаза. Врач бросил окурок.
– Выживут или нет – это один Бог знает. – Развернулся к начпроду спиной, направляясь к двери госпитального барака, сделал несколько шагов, приостановился и повернул к Василию злые глаза: – А вот выживешь ли ты – сомнительно. Ротный просил передать, что если трибунал тебя не достанет, то он точно убьет.
У Самсонова ослабели ноги. Он присел у стенки модуля, чтобы переждать, пока успокоится беснующееся сердце. Но оно не успокаивалось… Василий поднялся и на ватных ногах пошел в темноту ночи, про себя благодаря врача за подсказку. «Все правильно, – думал он. – Моя жизнь – под сомнением. Я убил двух солдат. А ротный убьет меня… Все правильно – вся моя жизнь сомнительна. Только зачем стараться ротному?» Когда яркие огни госпиталя остались позади, Самсонов достал из кобуры пистолет.
В груди его что-то происходило. Нечто разбухшее, чужое, агрессивное било молотом нутро, словно хотело проломить ребра и выбраться наружу. Самсонов должен был это остановить. Он приставил к пульсирующему месту ствол и нажал на спуск…
