Остатки здравого смысла подсказывали: да, она и впрямь в жизни не испытывала ничего подобного. И даже вообразить не могла, что однажды ей захочется этого. Что она станет радоваться каждому прикосновению и жадно предвкушать следующее.
— Чего ты от меня хочешь? — глухо выдохнула она.
— Всего. — Голос его понизился до хриплого шепота, одно-единственное слово прозвучало обещанием. Если не угрозой.
Гийом вновь поцеловал ее — таким же неспешным, чувственным поцелуем, в то время как пальцы его продолжали свою игру, лаская и дразня налившуюся грудь, вынуждая молодую женщину вздыхать от наслаждения, не отрываясь от его губ. Она так и не поняла, когда именно он расстегнул молнию на ее платье, просто в какой-то момент шелковая ткань соскользнула с ее разгоряченного тела вниз, к бедрам.
Гийом восторженно прорычал что-то и снова склонился над ней. Она вздрогнула всем телом, когда влажный язык, словно огнем, обжег ее сосок.
Лилиан тихо охнула, и Гийом тут же встревоженно приподнял голову. Карие глаза его туманила жаркая истома.
— Тебе не нравится?
— Нравится… даже слишком… Нестерпимо нравится, — прошептала она.
Гийом по очереди погладил пальцем сначала правый сосок, затем левый.
— Они похожи на крохотные розочки, — негромко сказал он. — Только куда прекраснее.
А Лилиан уже лихорадочно теребила пуговицы его рубашки, стремясь поскорее расстегнуть их и коснуться горячей, поросшей жесткими волосками кожи. Гийом принялся помогать ей и, едва справившись с последней пуговицей, рывком приподнял Лилиан и торжествующе прижал к себе так, что обнаженная грудь молодой женщины прильнула к его груди.
С удвоенным пылом он припал к ее губам.
Лилиан прижималась к нему, самозабвенно и покорно, забыв обо всем, кроме требовательного, языческого повеления плоти.
Гийом вдруг резко отстранился, поставил ее на ноги — и Лилиан недоуменно замерла. А он, улыбаясь своей неспешной многозначительной улыбкой, провел ладонями по ее телу, Окончательно освобождая от платья. И завороженно залюбовался ею, наслаждаясь контрастом снежно-белой кожи и иссиня-черных кудрей. Кроме узкой полоски кремового шелка на бедрах, ничто больше не прикрывало ее наготы.
— Весь вечер я представлял, как ты будешь выглядеть в этот момент, но ты прекраснее любой фантазии, моя Лилиан, — промолвил Гийом.
Он сомкнул пальцы на ее тонкой талии и тихо добавил:
— Потому что ты — настоящая. — Широкая ладонь легла на ее живот. — И теплая.
Рука скользнула ниже, легла поверх невесомого шелка, отыскала разгоряченное лоно. И с места уже не стронулась.
