? — в голосе Гийома звенел смех, но слышались в нем и иные, пугающие нотки. — Однако часы уже пробили полночь. «Сегодня» миновало, наступило «завтра». А насчет «завтра» мы ни о чем не договаривались, — и он мягко добавил: — Ты можешь запретить мне прикасаться к тебе, но от этого я не перестану желать тебя. Это не в моих силах.
Гийом де Монфор наклонил голову — и губы их слились.
Некий смутный голос в сознании нашептывал: оттолкни его. Дерись, брыкайся, кусайся, если нужно, прежде чем эти губы выпьют последние остатки твоей воли. Из последних сил цепляйся за свою жизнь — за свое надежное, тщательно распланированное будущее с Юджином. Призови на помощь здравый смысл…
Но было поздно, слишком поздно!
И бесполезно было напоминать себе, что у нее нет ни малейшего морального права так себя вести. Что она помолвлена, связана обязательствами с другим мужчиной, за которого вскоре выйдет замуж. Что это безумие не для нее. Но, увы, логика и здравый смысл, и даже благопристойность отступили куда-то на задний план. А самое постыдное заключалось в том, что Гийом вовсе не прибегал к силе… просто нужды в том не было. Ее губы и без того покорно и приветственно приоткрылись ему навстречу. Лилиан не могла долее скрывать терзающую ее жажду, даже если бы и хотела.
Ее разум, ее воля, ее ПРИНЦИПЫ — все они пали без боя. А руки, что сначала, протестующее, уперлись в его широкую грудь, теперь словно сами по себе крепко обвили Гийома за шею.
Поначалу поцелуй был неспешный, почти расслабляющий, как если бы Гийом всего лишь осторожно пробовал на вкус ее губы. Но с каждым мигом он требовал большего. Проверял, каковы пределы ее самообладания. И свои, если на то пошло.
Лилиан прильнула к нему так тесно, что не могла не ощущать силу его возбуждения. А каждый удар его сердца словно отзывался в каждой клеточке ее тела.
Гийом запустил руку в ее волосы, обмотал вокруг пальцев шелковистые пряди, запрокинул ей голову так, что длинная, нежная шея открылась для его продуманных, медленных ласк. Знойные губы отыскали розовую раковинку уха и вновь скользнули вниз, туда, где лихорадочно пульсировала голубая жилка.
Лилиан задохнулась от разгоревшегося в крови жаркого пламени. А губы Гийома уже исследовали трогательную ямочку у основания шеи, пальцы небрежно сдвинули бретельку платья, обнажили плечо, сомкнулись на округлой груди. Большой палец осторожно и вместе с тем дерзко потеребил затвердевший сосок. Лилиан уткнулась лбом в плечо Гийома и закрыла глаза, трепеща от новых для нее ощущений.
