было прерывистым и поверхностным.
- Это РСВ, – вдруг заговаривает Тэк. – Ей нужны лекарства.
- Ты что, доктор? – огрызнулась я. Я была напугана. Если бы она
только заплакала, закричала или хоть как-то отреагировала. Но Блу
просто лежала, борясь с затрудненным дыханием. Тогда я осознала,
что это не просто простуда, и, что бы это ни было, Блу становится
хуже.
- Моя мать была медсестрой, – бесстрастно ответил он. Это поразило
меня Странно было думать, что у этого беспризорного, преступающего
законы мальчишки могла быть мама – что у него вообще кто-то мог
быть. Я взглянула на него.
- Развяжи меня, – попросил Тэк тихим, убедительным тоном. – Я
помогу тебе.
- Размечтался, – ответила я.
Какая-то часть меня – довольно большая/значительная – надеется,
что Лина не объявится. Что она застряла где-то у границ, или ее
поймала охрана. Она также могла заблудиться или опоздать. И тогда
нам с Тэком не придется участвовать во всей этой заварушке.
Но мы хорошо обучили ее. И через пару минут я замечаю ее,
направляющуюся вверх по улице, пригнувшуюся от дождя, который
теперь превращается в мелкую морось. На ней незнакомая одежда, за
исключением ветровки, которую она, вероятно, нашла в Убежище –
штабе первой группы Сопротивления. Ее походка все так же
узнаваема: как легко она касается земли, слегка подпрыгивая при
ходьбе, будто готовясь в любую секунду сорваться на бег.
Тэк видит ее в тот же миг, что и я, поэтому слегка сползает вниз по
сиденью, словно боится, что Лина заметит нас. Но она слишком
сосредоточена. Она слегка задерживается у входа в клинику, а затем
проскальзывает внутрь.
В любой момент. Воздух в фургоне стоит влажный, и я чувствую, как
моя кожа становится липкой. Окна запотели от нашего дыхания. Я
едва успеваю подавить новый приступ тошноты: на это нет времени.
Спустя пару минут Тэк вздыхает и тянется за пиджаком, лежащим
свернутым между нашими сиденьями. Он расправляет его и с трудом
просовывает руки в рукава. Он так забавно смотрится в нем, как
медведь, наряженный в цирковой костюм. Но об этом я умалчиваю.
- Готова?
- Не забудь вот это, – я протягиваю Тэку маленькое ламинированное
удостоверение. Оно старое, покрытое пятнами, и фотография на нем
практически неразличима – что, в общем-то, нам на руку, потому как
его настоящий владелец, доктор Говард Риверс, был на двадцать
фунтов тяжелее и десять лет старше, чем Тэк.
Опять же, Говард Риверс на самом деле был не Говардом Риверсом, а
Эдвардом Кауффманом, уважаемым доктором из Мэйна, работавшим
