корточки перед ним.
- Ты обещал, – произнесла я. – Ты обещал помочь мне.
- Зуб даю, – мне не понравилось то, как он сказал это – словно смеясь
надо мной – но я разрезала веревки, связывавшие его, чувствуя себя
ужасно все это время. Но я знала, что иначе Блу умрет. Что она может
умереть.
Он поднялся на ноги, слегка охнув. До сих пор я не осознавала,
насколько он высокий. Я видела его только сидящим или лежащим с
тех самых пор, как мы заперли его здесь. Вздрогнув, я отступила
назад, когда Вор, потягиваясь, вытянул руки над головой.
Его улыбка спала, ожесточилась. – Ты не доверяешь мне, так ведь?
Я покачала головой. Вор протянул руку за ножом, и после некоторых
колебаний я отдала его.
- Я вернусь к полудню, - сообщил Вор. Я чувствовала, как сердце
бешено колотится у меня в горле, отбивая ритм: «Пожалуйста,
пожалуйста. Я рассчитываю на тебя».
Он указал подбородком на Блу: - Не дай ей умереть.
Затем он исчез, бесшумно двигаясь через темный коридор,
растворяясь в тени. А я сидела в ожидании, держа на руках Блу и
ощущая, как страх черным туманом расползается у меня в груди.
Ложь – это истории, а истории – это все, что имеет значение. Мы все
рассказываем истории. Некоторые из них правдивее остальных: и,
может, в конечном счете важно лишь то, во что ты сможешь заставить
поверить других.
Меня научила рассказывать истории мама. «Отец неважно себя
чувствует сегодня, - говорила она».
Она говорила: «Я сама упала».
Она говорила: «Запомни, как все было. Ты жутко неуклюжая –
врезалась в дверь. Ты оступилась и свалилась с лестницы».
Моя любимая история: «Он не хотел».
Ей так убедительно удавалось сочинять их, что вскоре я сама начала
верить в эти истории. Возможно, я действительно неуклюжая.
Возможно, я сама была виновата, сама его спровоцировала.
Возможно, он и вправду не хотел.
Мне рассказывали и другие истории: о девушке, которая
забеременела до своей Процедуры, Кэролайн Гормли. Она жила с
нами по соседству, в таком же безликом, угловатом доме. Ее родители
узнали об этом лишь тогда, когда она проглотила полбутылки
отбеливателя, и ее сразу же забрали в карету скорой помощи. Вот она
есть, едет домой в школьном в автобусе, прижимаясь носом к стеклу –
и окно запотевает от ее дыхания. А вот – ее больше нет.
Мама сказала мне, что Кэролайн увезли куда-то, чтобы исцелить,
отправили в другой город, где она могла бы начать все сначала.
Родители отказались от нее. Вероятнее всего, она закончит свои дни,
работая где-нибудь на свалке; без пары, окутанная, словно шарфом,
