– Что с барином, Яков, хуже?
– Нет-с, Бог миловал. Приказали подать к себе ближе шкатулку, и отворить её велели Эдуарду Викентьевичу. Какую-то телеграмму ещё писать желают.
– Ну, слава Богу, что не хуже… Яков! Я тоже сейчас посылаю на телеграфную станцию своего курьера, можете ему отдать и телеграмму генерала…
– Слушаю-с.
– Да вот ещё что: я ложиться не буду, – чуть что с барином, Бога ради, сейчас ко мне в дверь постучитесь, Яков!.. Я вас прошу – в ту же минуту скажите мне!.. Вот вам, Яков, возьмите… Вы даже похудели от трудов за болезнь барина.
– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство. Мы трудов своих жалеть не должны! – объяснил лакей, пряча крупную ассигнацию.
Против ожидания ночь прошла довольно спокойно. Волнения и усталость взяли своё: Ольга Всеславовна, как ни крепилась, к утру крепко заснула; а когда проснулась, то перепугалась тому, что позднее солнце ярко светило в окна.
Горничная, ловкая немка из Вены, пять лет не покидавшая этой сподручной ей барыни, успокоила её тем, что барину лучше; что он ещё почивает, почти всю ночь не спав…
– Доктор при них и Яков до свету работали! – объявила она. – Разбирали они разные бумаги: иные связывали, что-то надписывали; другие рвали или в камин бросали. Полна решётка пепла. Яков сказывал.
– А телеграмм других не было?
– Не было больше, Яков и наш Фридрих сейчас бы меня окликнули, – я ведь вот тут, в буфетной прикурнула, оба они то и дело пробегали, на посылках. Но телеграмм кроме тех, что с вечера посланы, больше не было.
Ольга Всеславовна оделась, позавтракала и пошла к мужу. Но на пороге его комнаты её ждало распоряжение больного: без особого зова никого, кроме доктора и старшей дочери его, если бы она приехала, к нему не впускать.
– Вызовите Эдуарда Викентьевича! – приказала генеральша.
Домашний доктор был вызван и со смущением подтвердил приказание генерала.
– Но быть может он не думал, чтобы такое распоряжение могло меня касаться? – изумилась она.
Доктор извинялся, но должен был сознаться, что она-то именно и была названа, что его превосходительство именно просил передать её превосходительству, чтобы она не беспокоилась его навещать.
– Он помешался! – кротко, но с убеждением заявила генеральша, пожав плечами. – Откуда такая ненависть? За всю мою любовь к нему, старику, годившемуся мне в отцы!..
И Ольга Всеславовна снова прибегла к содействию носового платка, на сей раз, вместо слёз, приявшего несколько сдерживаемых рыданий.
