– Да… Это весьма печально! – пробормотал врач.
– Скажите, доктор: он ждёт своих детей?
– Только Анну Юрьевну! Только её одну. Она обещала приехать со старшими детьми… Ещё вчера была телеграмма. Целый день ждали…
– Скажите!.. Откуда внезапная нежность? Десять лет не видались… Может быть и супруга её ждёт? Зятя своего, этого азбучника? – презрительно осведомилась генеральша.
– Нет! Где же? Человек служащий… И сын тоже, Пётр Юрьевич: не могут тотчас приехать! В командировке, в Закаспийском крае… Даль!
– Да, далеко! – согласилась генеральша, очевидно занятая другими мыслями. – А скажите, Эдуард Викентьевич, эта новая духовная… давно она написана?
– Только сегодня. Только сегодня-с. Черновая была заготовлена на прошлой неделе; но генерал всё медлили. А тут, как с утра сегодня приступили эти боли…
– Последние? Опасные? – перебила Ольга Всеславовна.
– Крайне!.. Признаки весьма дурные… Как они появились, Юрий Павлович поспешили послать за нотариусом… Вы ещё его застали здесь.
– Да!.. А та, старая, прежняя духовная значит уничтожена?
– Н-не знаю-с… Но не думаю… Ах! Нет, нет, я и забыл: генерал собирались телеграфировать.
– Да?.. Телеграфировать?
Генеральша пожала плечами, грустно покачала головой и прибавила:
– Он так переменчив! Так переменчив!.. Впрочем, я думаю, что всё равно: ведь, кажется, по закону имеет силу последнее завещание?
– Да-с. Несомненно – последнее.
Генеральша поникла головой.
– Мне что обидно! – с горькой улыбкой зашептала она, очень близко склоняясь к молодому врачу и очень сильно налегая на его руку. – Мне что обидно, – не деньги! Я не корыстолюбива. Но зачем же отымать у меня дочь?.. Зачем, помимо родной матери, поручить её полусестре?.. Женщине, которую я не знаю, которая никакими заслугами, ни добродетелями, кажется, не отличалась! Я буду оспаривать!.. Я на это не соглашусь! Закон должен вступиться за право матери!.. Как вы думаете, доктор?
Доктор поспешил согласиться, хотя поистине, ни о чём в ту минуту не думал, кроме странной манеры красивой генеральши, разговаривая, так… неудобно близко склоняться к собеседнику.
В эту секунду раздался звонок и громкий голос генерала.
– Доктор! Эдуард Викентьевич!
– Здесь! – отозвался врач.
И оставив Ольгу Всеславовну на пороге её комнаты, он рысцой побежал к больному.
«Для умирающего – здоровый голос!.. Кричит, как на смотру бывало!» – подумала генеральша.
И красивое лицо её сразу подурнело проступившей на нём ненавистью.
Это было мимолётное выражение однако; оно очень быстро заменилось печалью, когда она увидала выходившего от больного камердинера.
