— Конечно, конечно, — понимающе подтвердила соседка, будто была в курсе всех наших забот.
— Ну, я должна бежать в аптеку, — сказала я и попятилась.
Это вызвало новый поток приглашений, оба уговаривали меня зайти выпить бокал вина или, когда я вернусь из аптеки, принять участие в их вечеринке. Я была до того поражена, что чуть не поддалась на их уговоры, но вовремя вспомнила о только что вымытой голове и усомнилась, будут ли они в восторге, если, сняв шляпу, я предстану перед ними с мокрыми волосами. Поэтому я поблагодарила их за любезность и стала прощаться, они пожелали мне веселого Рождества, я пожелала им того же, и наконец мы расстались.
Спускаясь в лифте, я старалась понять, чем объясняется их умопомрачительная приветливость, и сначала даже заподозрила, что оба были слегка навеселе, но потом сообразила, отчего они так расположились ко мне — я попросила их об одолжении! Я нуждалась в помощи, а ничто так не согревает душу, как возможность помочь ближнему без всякого ущерба для себя. У меня и в мыслях нет умалять отзывчивость моих соседей, они на самом деле были добры, и соседка совершенно искренне осведомлялась о здоровье Октавии, непонятно только, от кого она могла узнать о ее болезни. После того вечера оба они неизменно относились ко мне с большим участием и заботой, всегда расспрашивали о моих успехах, о дочке, а когда, наконец, появилась на свет моя книга, даже приобрели ее и упросили дать автограф, хотя вряд ли поэзия шестнадцатого века была их излюбленным чтением. И приобретение книги, и уговоры выпить с ними в канун Рождества свидетельствовали об одном: об их отзывчивости и душевной доброте. Если бы я чаще обращалась к другим за помощью, я давно обнаружила бы, что люди добрее, чем я думаю.
На улице было холодно а клубился легкий туман. Машины у тротуара покрылись блестящей изморозью. Я шагала быстро, стремясь поскорее вернуться. Воодушевленная своей удачей у соседей и тем, что все-таки отважилась к ним обратиться, я чувствовала себя почти счастливой, к тому же теперь, когда я начала действовать, мне представлялось, что у Октавии наверняка нет ничего серьезного, просто режутся зубы и легкий насморк. Должна признаться, что мне нравятся ночные аптеки, поскольку им, как ночным барам, кафе, аэровокзалам и круглосуточным прачечным-автоматам, присущ ореол таинственной необычности. Как и следовало ожидать, в аптеке была очередь, так что я некоторое время простояла в тускло освещенном помещении, вручила свой рецепт и уселась ждать, когда приготовят лекарство. Посреди аптеки красовался большой, окруженный скамьей аквариум с тропическими рыбками. Я сидела и наблюдала безостановочное навевающее сон кружение рыб в их стеклянной темнице, размышляя, спят ли они когда-нибудь. Проведя таким образом несколько минут, я отвернулась от аквариума и вдруг услышала, как кто-то окликает меня:
