Если не смотреть на Петербург — прав Луначарский, если взглянуть — они.
Солнце, что ли, светит людям разное, чтобы они думали неодинаково?
Но что удивительно — все бдения, все вечерние разговоры в семействе гостеприимных Венгеровых почему-то сводились к театру Комиссаржевской. Будто там действительно происходило что-то самое важное.
Говорили о Мейерхольде.
— Я бы хотел, чтобы ему повезло, — говорил Кузмин. — Что случилось на Поварской, трудно еще раз пережить. А он при такой мрачной наружности крайне уязвим.
— А что случилось на Поварской? — неожиданно для себя спросил Саша, хотя конечно же был наслышан о неудаче Мейерхольда в Художественном театре.
— Господин Станиславский — сумасшедший, — сказал Кузмин. — Он хочет, чтобы все было сразу. Торопыга.
И все стали обсуждать беспокойный нрав Станиславского, объясняя это не только диким темпераментом, но и недостатком культуры.
— Что вы хотите?! — воскликнул Городецкий. — Фабрикант. Откуда ему знать, что такое терпение? Прибыль, прибыль и прибыль! Откуда ему знать, что новое не обязательно есть убыточное?
— Но артист гениальный, — сказал Венгеров. — Хвала Господу, что у нас есть Художественный театр.
— Кто спорит! А Мейерхольд? Чем он не Художественный театр? Откуда он взялся? Всё оттуда же. А, видите, почувствовал, что дело плохо, крах неминуем, если игнорировать нас, символистов.
— Так что там у вас происходит? — спросил Сашу Чулков. — Вы недавно приехали? Разобрались?
— Меня заняли в трех спектаклях, — сказал Саша, — в «Сестре Беатрисе» Метерлинка, Юшкевиче и Пшибышевском. Но я еще не репетировал. Потом неизвестно, пригожусь ли я ему, есть и другие исполнители.
Все посмотрели на него разочарованно, как показалось Саше.
— Какая зависимая профессия, — сказала тетя. — Я бы на твоем месте все-таки доучилась на юридическом.
— Ах, вы еще и будущий юрист! — почему-то обрадовался Кузмин. — А знаете ли вы, что Мейерхольд — тоже по профессии юрист? А вот видите — решил посвятить себя более беспокойному делу. И не без оснований.
— Надо ставить нас, молодых, — сказал Чулков. — А то эти антрепренеры совсем заелись. Ибсен, Гауптман, Островский… Хорошо, что Вера Федоровна — больше художник, чем антрепренер.
— Рискует, — сказал дядя. — Я в театре разбираюсь мало. Но, по-моему, рискует. Огромный талант. Можно потерять время зря.
Тут все на него набросились.
— Семен Аркадьевич, вы там совсем закисли между вашими буквами. Вам известно, что литературное дело живое, откуда вы знаете, что с театром обстоит иначе?
