Анита ничего тогда не понимала. О чем плакала и так сожалела мама? О младенце, который умер? Но ведь это я? — подумала Анита. Ее мама вроде не страдала стремлением, во что бы то ни было удержать при себе ребенка в инфантильной зависимости. Анита часто видела женщин, воркующих над ангелочками в розовых или голубых колясочках, и слышала, как они говорили:
— Ну разве он (или она) не прелесть? Как жаль, что они навсегда не могут остаться детьми!
Ее мама была не такая.
— Ты была чудесным ребенком, — не раз говаривала она Аните. — Очень развитая для своего возраста. В полгода ты уже сама садилась, а в одиннадцать месяцев пошла. Но я начала получать удовольствие от общения с тобой, только когда ты начала ходить в школу. Мне кажется, дети становятся интересными не раньше, чем когда им исполнится лет шесть.
У нее перед лицом будто щелкнули пальцами. Анита моргнула и перевела задумчивый взгляд на Эдварда. Он был большой, спокойный, надежный, этот человек с копной светлых волос.
— Анита, это на тебя совсем не похоже, — с сожалением сказал он. — Я всегда восхищался тем, как ты умеешь принимать жизненные неприятности. А это даже какие-то совсем не реальные трудности, а давно ушедшие в прошлое призраки.
— Но мы с мамой были так близки, что это и мое прошлое, и призраки мои тоже.
— Ну, ладно, пусть останутся!
Да, ей хотелось бы этого. И она не была склонна ворошить пыль давно ушедших времен, но пыль уже поднялась, и Анита это чувствовала.
— Эдвард! Ну же… Решай.
— Нет, Анита, — ответил он. — Я отказываюсь бежать из-за какого-то твоего детского каприза. Ты устала. У тебя была тяжелая полоса в жизни. Ничего удивительного — ты слишком много работала.
Анита упрямо сжала губы. Больше она не станет его просить. Но Эдвард отчасти где-то был прав.
— Надевай ночную рубашку и ложись, — уговаривал он ее.
— Не могу, — ответила она. — Рубашка лежала в чемодане, который остался в самолете.
— Тогда ложись без нее. А потом…
Внезапно Аните захотелось отплатить ему за его нечувствительность, захотелось помучить его, и она спокойно подняла на него взгляд:
— И что потом?
Едва заметная краска проступила на его лице, и секунду он выглядел как человек, взваливший на себя груз непомерной тяжести.
— А потом, когда ты поспишь и отдохнешь, мы пойдем за покупками и купим все, что ты не уложила в большой чемодан, который я привез с собой. Если, конечно, твоя нога позволит.
— Я же сказала, что мне сейчас намного лучше. — От чувства вины у нее даже мурашки побежали по спине — дразнить Эдварда было не просто подло, это было ошибкой. Но тем не менее, он все равно обращается с ней как с ребенком!
