Гость. Вы сильно выражаетесь.
Я. Это дозволено обеим сторонам.
Дядюшка. Ну, а теперь перейдем к древним трагикам.
Гость. К невыносимым объектам.
Я. Совершенно верно! Но и к их обработке, делающей все переносимым, прекрасным и обаятельным.
Гость. Это, по-видимому, достигается простотой и величием?
Я. Вероятно.
Гость. Смягчающим принципом красоты?
Я. Наверно, так.
Гость. Следовательно, трагедии не были страшны?
Я. Не слишком, поскольку мне известно и если уметь внимать самому поэту. Разумеется, когда в поэзии видят только содержание, положенное в основу поэтического творения, когда о произведениях искусства говорят как о действительных событиях, тогда, пожалуй, и Софокловы трагедии покажутся отталкивающими и отвратительными.
Гость. Я не берусь судить о поэзии.
Я. А я об изобразительных искусствах.
Гость. Да, пожалуй, самое лучшее, если каждый останется при своей области.
Я. И все же существует связующая точка, в которой объединяются воздействия всех искусств, как словесных, так и изобразительных, и из которой вытекают все их законы.
Гость. И эта точка?..
Я. Человеческая душа.
Гость. Да, да, да, это в обычае новейших господ философов — все пересаживать на свою почву. Что ж, так, пожалуй, и проще: подгонять мир к известной идее куда удобнее, чем подчинять свои представления смыслу вещей.
Я. Здесь речь идет не о метафизическом споре.
Гость. От которого я бы попросил меня уволить.
Я. Я допускаю, что природу можно мыслить независимо от человека, искусство же вынуждено с ним считаться, ибо оно существует благодаря человеку и для человека.
Гость. К чему это клонится?
Я. Ведь и вы, признав характерное целью искусства, приглашаете в судьи рассудок, способный это характерное опознать.
Гость. Безусловно. То, чего не постигает мой разум, для меня не существует.
Я. Но человек ведь не только мыслящее, но одновременно и чувствующее существо. Он нечто целостное, единство различных сил, тесно связанных между собой. К этому-то целому и должно взывать произведение искусства, оно должно соответствовать этому разнообразному единству, этому слитному разнообразию.
Гость. Не заводите меня в лабиринт, ибо кто поможет нам оттуда выбраться?
Я. Тогда самое лучшее прекратить разговор и каждому остаться на своей позиции.
Гость. Я, во всяком случае, своей не покину.
Я. Может быть, мне удастся быстро найти средство, чтобы один из нас сумел если не посещать другого на его позиции, то, по крайней мере, за ним наблюдать.
Гость.
