Она еще минут пять приноравливалась к его холодному телу, а привыкнув, все сделала сама: уняла дрожь, укрепила плоть, даровав, пусть на краткий миг, ему такое счастье, о котором он и мечтать не мог. Он еще шумно дышал, желая рассказать ей о великом чуде, которое он испытал, желая признаться, что все это с ним произошло впервые, но неожиданно услышал ее глубокое дыхание и сразу же понял, бедняжка уснула, прижавшись к нему.
Кузовлев же не мог заснуть. Почти час ворочался с боку на бок, но возбуждение было столь сильным, что хирург не выдержал, поднялся, прошел на кухню, налил себе сто граммов коньяка и в два глотка выпил. Помедлил, раздумывая, не выпить ли еще, чтобы уж наверняка погасить душевный пожар, и неожиданно ощутил странный приступ голода. Достал из холодильника вареную колбасу, отрезал несколько кружков, положил соленой капусты и жадно стал есть. За этим занятием его и застала Алена.
— Ты почему не спишь? — удивилась она. — Я проснулась, тебя нет — и перепугалась! Ты же съел большую отбивную! Ну и муженек мне достался!
— Привыкай, я теперь мужчина! — небрежно заметил он.
И весь следующий день хирург не ходил, а летал по больничным коридорам, всем улыбался, со всеми мило раскланивался, наконец взорвался, признавшись в своем счастье Семушкину. Дмитрий Дмитриевич порхал, повздыхал и изрек сакраментальную фразу: «Как мало человеку надо». Он даже сам решился вырезать фурункул, чтобы освободить Кузов-лева. Последний помчался к директору школы за детской кроваткой, привез ее домой, застелил, повесил погремушки и, радостный, кинулся обратно в больницу. Кузовлев уже подбегал к воротам, как перед ним, словно привидение, вырос Грабов. Это было так внезапно и неожиданно, что Станислав Сергеевич застыл, как памятник.
— Послушай, эскулап, ты сегодня же отправишь мою жену с дочерью домой, — потемнев, как перед грозой, глухо прорычал он. — Ты меня хорошо понял?
Несколько секунд хирург приходил в себя, потом столь же категорично сказал:
— Алена останется у меня, а Катерину я сразу же после вашего развода удочерю! И не надо мне тыкать, гражданин рыбак!
— Она моя жена, урод, ты хоть это понимаешь?! — взревел, приходя в бешенство, Грабов.
— Уже нет. Вчера ночью мы стали мужем и женой.
Скулы Грабова взбугрились, в черных глазах вспыхнуло дикое пламя, и Кузовлеву показалось, что рыбак сейчас набросится на него, собьет с ног и забьет до смерти.
— Я даю тебе последний шанс сохранить свою жизнь, — выдержав долгую паузу, еле слышно прошептал рыбак. — Если сегодня моя жена не вернется к своей матери, я убью тебя! Поверь, это уже не бол болтовня, парень! Ты уедешь в свою поганую Москву, а нам здесь жить. Зачем она тебе? Там найдешь получше, без довеска, а для меня другой не будет. Она моя, парень! И лучше по-доброму уйди с дороги, не шуткуй со мной!
