Мать стояла у печи, скрестив руки на груди. Ей правилось все, что говорил зять, она видела его неподдельное волнение, его желание помириться, и будь она на месте дочери, то, не раздумывая, бросилась бы ему на шею. Василий Терентьевич ей таких слов не отпускал. Он лишь сердито подмечал: «Ну чего губы надула? Щас как щелкну по ним, вся охота надувать пройдет!» И она тут же укрощала обиду. А у Петра добрые интонации, и правым он себя не выставляет, как бы говоря, что готов и прощение попросить. Но мать чувствовала, что дочь уже не вразумить.
— Обиды забывать надо, — согласилась Аграфена Петровна, поддерживая зятя.
— Забыть крысу со вспоротым животом? Да меня никто так еще не унижал! — выскочив из спальни, с пол-оборота завелась Алена. — Без памяти, может быть, и лучше жить, только я так не умею! Ну чего ты ходишь? Что, девок мало? Да свистни, с тобой любая в новую квартиру поедет! Не рви ты нам душу, не мучай нас, пойми, разбитую чашку не склеишь, с первого дня уже не начнешь! Было бы все так легко, семьи бы не распадались! Чуть что, трах-бах, и снова с первой страницы, будто и знакомы до этого не были! И вовсе не обида это, товарищ Грабов, а тобой совершенное преступление, которое карается законом. Радуйся, что я в милицию не заявила и тебя не посадили. Забудь меня, не дергай нас с матерью! Мы ничего у тебя не просим и ничего не хотим! Чего тебе еще? Здоров, цел, крыша над головой, ордена на месте! Прощайте, товарищ Грабов, спасибо за науку, век не забуду, такой у меня характер!
И она снова упорхнула в спальню, ласково заговорила с дочерью, развеселила ее крякающей резиновой уточкой.
Петр с потемневшим лицом несколько секунд стоял у стола, с трудом переваривая гневную отповедь. Конечно, он мог и возразить в ответ, но Алена обрезала все концы, и связать их было уже невозможно.
— Ну вот!.. — в сердцах бросил он Аграфене Петровне, как бы говоря, разве можно ее хоть в чем-то убедить?
Грабов шумно вздохнул, развернулся и вышел из избы. На крыльце он достал из кармана коньяк, вырвал пробку и одним махом заглотил содержимое. Потом сунул пустую бутылку обратно в куртку, постоял на остром ветерке, закурил и двинулся прочь от дома жены.
Через час прибежала свекровь Катерина, снова начались уговоры. Та сразу же ударилась в слезы и просила не губить сына, уверяя, что он у нее такой: кого полюбил, на другую не сменяет, и нужно смириться. Она твердила только об одном, вернуться в их семейный дом.
