— Дядя Федя-а-а!..
Кричала женщина… Вахтенный сунул мне в руки путевку и паспорт — прихрамывая, заспешил к воротам. А через минуту-две, подкатившись вплотную к моему чемодану, у сторожки остановилась «Волга». За рулем сидела женщина в очках, в пестром платье. Ее полные руки, коротковатая шея были розовы от загара; высоко подстриженные светло-русые волосы — в тщательно продуманном беспорядке. С первого взгляда ей можно было дать не более тридцати пяти. Она смотрела на меня требовательно; я делал вид, что не замечаю чемодана, оказавшегося у нее на пути.
— Раиса Ефимовна, может, прихватите товарища? — спросил женщину вахтенный, заглядывая в боковое оконце машины. — К нам, — указал он в мою сторону, — отдыхать приехал… лечиться.
На заднем кресле «Волги» полулежал мужчина, откинув голову к спинке; казалось, дремал.
— Уберите этот груз с дороги, — сказала Раиса Ефимовна вахтенному, кивнув на мой чемодан. — Положите в багажник.
Разглядывала меня внимательно. Я молчал. У нее были зеленые злые глаза. Но умные. Я старался не замечать ее взгляда.
— Дядя Федя! — крикнула Раиса Ефимовна. — Там с правой стороны пакет, перевязанный ленточкой… это для вас.
По тому, как вела себя эта женщина, по белым чехлам на сиденье, занавесочкам на окнах было видно, что машина принадлежит ей. Но мне было удобнее считать машину государственной. Не хотелось ставить себя в положение человека обязанного, тем более этому строптивому «шоферу» в юбке. Да и вообще я ненавижу это чувство — обязанности. Оно, как и зависимость от чего-то, кого-то, переламывает человека в пояснице — делает рабом.
«Волга» плавно скользнула по темному асфальту дороги, покатилась вдоль заросшего деревьями косогора вниз, быстро набирая скорость. На крутом повороте она вильнула так юрко, что я потерял равновесие — ударился локтем о дверцу.
— Вы всегда так катаетесь? — спросил я, бегло взглянув на соседку.
— Когда мне хочется убить кого-нибудь из своих пассажиров, — был ответ.
Раиса Ефимовна бросала машину то вправо, то влево, то резко тормозила, то поддавала газу. Бросало и меня в кабине; начинало мутить.
Машина с трудом уворачивалась от скалистых стен и обрывов, то и дело появляющихся на пути. Я ждал того отрезка дороги, который мог оказаться нашей последней нормальной опорой.
— Вы слышали притчу о том, как зять рассердился на тещу и, чтобы насолить ей, выколол себе глаз? — сказал я. — Он сделал это затем, чтоб все говорили потом: «Во-о-он… пошла та, у которой зять одноглазый».
