Единственным местом, которое, как мне казалось, было защищено от атмосферных флуктуации и смятения, вызванного разбушевавшимися крикливыми гномами, оставалась лестничная площадка с завивавшимися вокруг нее двумя параллельными спиралями; я подолгу стоял на этой площадке, спокойный и умиротворенный, думая о пустоте внутри всего, о том всеобъемлющем вакууме, из которого вышел весь Космос, незримый и бесплотный, словно легкое, нежное дуновение, а затем снова погружался в окружающий хаос, сопровождавшийся постоянными звуками радио, – поначалу оно даже развлекало, а потом начинало действовать на нервы, будто взвинчивающий, безжалостный бурав, – варвары от него шалели, да и Обсул тоже.
Мы с ним переговорили о том, что нам делать, а главное, к чему готовиться, впервые он выглядел растерянным, неуверенным, наркотики, которые он хранил про запас, растаяли как снег на солнце, а с ними и наши мечты о завоеваниях; слоны кончили свой век самым жалким образом, их зажарили варвары, только слоненок избежал этой роковой участи и, явно поняв, что его ожидает, с тех пор больше не показывался; мы оба были как идиоты, меня смущало отсутствие незримых сил, которые до сих пор так удачно мною руководили, а он, с каплей на носу, ныл каждую минуту, что у него ломка, он от этого отвык и ему это не нравится.
Теперь я писал ледяные просторы, скованные холодом пейзажи без единого живого пятна: айсберги поблескивали розовым и голубоватым отливом, солнце на картинах было бледным и не давало тепла, все навек застыло, бесконечная Гренландия во веки веков распространяла повсюду свою хрустальную тишину; если же эта ледяная кора каким-то чудом растает, то под ней все равно нет ничего, кроме неосязаемого, призрачного отпечатка каких-то неведомых растений, излучавших тот же стылый, оцепеневший покой, любые другие формы жизни исчезли без следа.
Жуткие гномы после летнего солнцестояния начали потихоньку вымирать, их трупы, выбеленные ночным инеем, подбирали на террасах, во дворах и в окрестностях замка. Кто-то предложил набить чучело ангела, но их тела вскоре после гибели, безусловно под действием потусторонних сил, словно таяли, испарялись в воздухе, оставляя на память о своем появлении лишь визгливое эхо, которое странным образом с утра до вечера продолжало звучать в коридорах, преследуя нас дьявольскими воплями целые дни напролет; мы уже ощущали близкие и горькие потрясения будущего, с каждым днем принимавшего все более неслыханные и тревожные формы. Мы решили, что обрели абсолютную власть над миром, и ошиблись. Иногда я видел в отражениях зеркал моего бывшего наставника, старца, и его приспешников, их печальный, покорный взгляд не оставлял мне никаких надежд.
