— Коля, освободи его, — тихо попросил Лебедев.
Коля отомкнул браслет на руке Кашина, похлопал освобожденного узника по спине.
— Давай подымайся.
— Ну, здравствуй, дорогой. Что ж ты наворотил? Объясни, что происходит?
— Здравствуй, здравствуй, Виталик. — Кашин встал, потирая руку и продолжая не смотреть на собеседника. — Ты у Коленьки спроси, зачем он ко мне приехал. А может, ты и сам знаешь?
— Едрен батон, в гости я приехал, а ты, мудило, на меня накинулся. Что ты хотел, чтобы я тебе спасибо сказал?
— За дурачка-то меня не надо держать. Я еще мозги не пропил. «В гости». Ты кому-нибудь другому расскажи про гости. С таким лицом в гости по последнему разу заходят. Виталий, это ты, может быть, объяснишь мне, что происходит?
— Ну ладно. — Лебедев сел на широкую тахту и откинулся назад. — Поговорим. Коля, ты, по-моему, перетрудился. Поезжай домой, отдыхай. Миша уже реальной опасности не представляет, правда, Миша?
Кашин безразлично хмыкнул.
— Ну, вот видишь. Давай, Коля, спасибо за службу, я тебе позвоню.
— Ну, смотрите, Виталий Всеволодович, я могу и остаться. Как скажете. Если что — я дома.
— До свидания, Коля, не волнуйся. Привет.
Когда за Колей закрылась входная дверь, Виталий Всеволодович встал и вышел на кухню. Кашин сидел в кресле, продолжая потирать руку, но уже не для того, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, а просто томясь ожиданием и неизвестностью — что-то все-таки им от него надо было, иначе замочил бы Коля и его, и Семена еще там, в Сосновой Поляне, да Семен и так уже был еле живой — так его Железный отделал. И за что, спрашивается? Зверь, а не человек. Ничего себе, злобу сорвал! Его Коля тоже хорошо приложил дома у Семена, но, зная Железного давно, Кашин чувствовал, что бил он несерьезно, для порядка. Но ощутимо. А потом тихо-мирно привез его, пристегнул к батарее, дал даже выпить и лег спокойно спать. Кино, да и только.
— Кофе будешь? — послышался из кухни голос Лебедева.
— Буду.
— Ну что, Миша, совсем ты охуел, — с этой фразой Лебедев, изящно покачиваясь, вынес в комнату железный поднос с двумя чашками дымящегося кофе, шоколадными конфетами на блюдечке и сахарницей.
«Что он, конфеты с собой, что ли, возит?» — подумал Кашин, продолжая молчать.
— Допился уже, дальше ехать некуда? Так, что ли? Сколько раз я тебя вытаскивал, все без толку. Ну, что скажешь, алкоголик?
— Виталий, слушай, зачем ты мне его прислал? И не допился я, как раз хотел с тобой серьезно поговорить, а тут этот. Что ему нужно было?
