Войдя в комнату, которую занимала Лена, Гена увидел широкую тахту, книжные полки, шкаф. Тумбочка, на которой стоял телевизор с видео, была открытой, и взгляд Гены уперся в пачки пластинок; нагнувшись, он стал читать названия: Майлс Дэвис, Чик Кориа, Джон Маклафлин — звезды современного джаза. На отдельной полке стояли компакт-плейер и магнитофон, а по стенам плотными рядами висели пластмассовые ячеистые блоки, под завязку забитые кассетами и лазерными дисками.
— Ух ты! Ну, Лена, это сильно.
— Нравится? — Она устало плюхнулась в кресло, широко расставив ноги. — Надюша, сейчас немного отдохнем и на кухню.
— А кто еще придет? — осторожно осведомился Гена.
— А тебе нас мало? — тихо спросила Лена.
— Вполне достаточно, — так же тихо, помедлив, ответил Гена.
— Андрей Вадимыч будет, — Лена заговорила обычным своим, чуть сиплым голосом, — преподаватель из университета. Отличный мужик.
— А-а… — Гене искренне не хотелось знакомиться с отличным мужиком. Еще он старался не смотреть на Лену — боялся, что, взглянув, уже не сможет оторвать взгляда от ее длинных ног, от тонкого тела, на котором белая широкая майка болталась, словно парус в полный штиль, открывая время от времени маленькие аккуратные груди, от чуть выдающегося вперед точеного подбородка, мягких волос…
Потом он чистил на кухне картошку, вдыхая сумасшедший, запредельный запах гуся, шипящего последний раз из духовки, бегал в комнату с мисочками салатов, втыкал штопор в бутылки сухого, открывал консервы.
— Слушай, Надюшка, если бы вы меня не встретили, так что — это все на троих готовилось?
— Ага. Ленка любит поесть. Не смотри, что она такая худая, — все сметет.
— Да, Гена, я слишком много энергии трачу, надо подкрепляться, — улыбаясь, подтвердила Лена.
— А на что ты ее тратишь, если не секрет?
— Думаю много, — глядя ему прямо в глаза, ответила она.
Они позвонили в квартиру Гимназиста, когда на улице уже стемнело. Распрощавшись на «Ленфильме» с душевным Игнашей — остальные члены компании, включая оператора-постановщика Штурма, спали, — Алексей с Катей наконец добрели до Пушкарской и теперь стояли у крепкой, старинной двери квартиры Машковых. Никто не открывал. Алексей позвонил еще раз, результат был тот же.
— Неужели она до сих пор спит? — спросила Катя.
— Очень может быть. Только не «еще», а «уже».
— Слушай, мы же ночевать, наверное, здесь уже не будем сегодня? Мне бы…
За дверью послышались шаги, лязгнул замок, и дверь открылась.
