Забор мы преодолели без труда. Абрикосов набрали в карманы, а Варя — в подол юбки больше, чем следует. И собака нас не облаяла, хотя мы почему-то очень боялись именно собаки. У какого хозяина сада нет собаки!
Все было хорошо. Мы объелись абрикосами так, что я до сих пор их видеть не могу.
Колька, Варя и я, счастливые, как говорится, и довольные попрощались и пошли по домам.
Правда, возле дома, где я жил, Варя, помню, сказала:
— А у тебя волосы, как сноп мякины.
Дом наш был обычный. Мазанка красивая, под черепичной крышей. С земляным полом, который очень вкусно пах по утрам, и голубыми, синькой покрашенными стенами.
Я задал дурацкий вопрос: «Хорошо это или плохо — мякина?» — потому что Варя мне очень нравилась. И вообще, что такое мякина, я не знал.
— Ну, светлые, красивые, — сказала она.
Я был счастлив.
— Пока! — сказал я.
— Пока! — сказала она.
И ушла.
Тут в мою голову что-то шлепнулось, вцепилось в волосы, и я бы закричал, если бы…
Я схватился за голову, стал отдирать от волос что-то живое и теплое, да еще старался не шуметь. Услышат взрослые тут, дома, где я живу. И так попадет! И этот сад с абрикосами. Еще папа с мамой узнают!..
Поначалу я и не подумал, что это — летучая мышь, а боролся с чем-то и наконец отодрал вместе с клоком волос крохотное, но очень цепкое и злое живое существо. Отодрал и зажал в руках. Оно больно царапалось и в руках.
Дома меня встретили спокойно.
— А, вечерницу поймал, — сказали.
Вечерница — так, оказалось, называется это существо — птица не птица, мышь не мышь, само меньше воробья, а лапы с цепкими когтями. И в них — клок моих волос.
Признаться, хотелось мне оставить эту вечерницу у себя, рассмотреть как следует и, может, приручить, но хозяйка дома сказала:
— Отпусти, не мучай! Смотри, как она дрожит! Может, это и наша…
Я отпустил.
И только потом узнал, что на чердаке дома живет целое семейство вечерниц — летучих мышей. Днем висят они под крышей вниз головой, крепко уцепившись коготками за доски. Словно прилипли. И не перья у них, как у птиц, а мех — красный, или буро-красный, или, может, рыжий.
Каждый день я заглядывал на чердак и тихо, чтобы не разбудить, рассматривал тех вечерниц.
Была ли среди них та, моя, я так и не узнал. И не думаю, что она наказала меня тогда за дурной поступок. Просто увидела светлые волосы и вцепилась.
Сейчас, когда мне рассказывают о городе Судаке, о Генуэзской крепости, о море, я вспоминаю летучих мышей, тот самый вечер и еще слова хозяйки дома:
