Все это я возвел в тихий культ, наблюдая, как постепенно оно ускользает.
Так чувствовали себя пещерные люди, глядя на потухающий огонь: они
обожали этот огонь в первую очередь, потому что он не был бытовым, в
любую минуту мог исчезнуть, а они не знали, как его воспроизвести. Так и
я. Я прекрасно понимал мелочность своих новых ценностей, но не умел
самостоятельно их добывать. Всю жизнь я был вне общества, меня
оберегали, готовя к «особенной» жизни, меня так и не научили
элементарно зарабатывать деньги, а главное – правильно к этому
относиться. Говорили: «Тебе незачем думать о суетном, все придет само
собой. Ты лишь посвяти себя прекрасному». После смерти отца и бабушки
я оказался перед замечательным противоречием: воспитанный для
чудесных свершений, я должен был самостоятельно добывать пропитание.
Но не знал как. Прощай, красивая жизнь.
Я засел в своей квартире, за несколько лет превратился в прожженного
циника, видимо, готовя себя к будущим лишениям и бедствиям, но я никак
не мог стать продавцом, официантом или дворником. Из
гипертрофированного честолюбия. Из высокомерия. Чтобы я,
потенциальный гений? С ума сошли, что ли? Может, во мне и были задатки
для великих дел, но никто не научил меня, в первую очередь, правильно
относиться к вынужденным лишениям, к бедности, к голоду и холоду. Меня
забыли предупредить, что такое вообще существует. Немудрено, что я
запаниковал и сошел с правильной дорожки. И ангел бежал. Просто не
48
выдержал.
А впрочем, чего выдавливать из себя мораль, если у тебя провалы в
памяти?
У меня было не самое дружелюбное выражение лица, когда профессор
наконец вернулся. Я наблюдал за его сухими в пигментных пятнах руками,
и настроение окончательно испортилось. Как они заскребывали ключ в
замочное отверстие – похотливо, будто за дверью ждала покорная
напуганная девочка, совершенно голая. Ну, или Нобелевская премия.
Я поднялся, чтобы последовать за профессором в кабинет, но он грубо
вытолкнул меня из дверного проема.
– Вам здесь нечего делать! Забыли, что ли? Все нужное оборудование в
соседнем кабинете. И, вообще, почему вы еще не там?
– Профессор Рихтер! – не сдержался я. – Бросьте этот фривольный тон.
Я, конечно, понимаю, что все гении слегка не в себе, но мне очень плохо.
От этих мигреней выворачивает наизнанку.
– Вас тошнит?
– Это… образно.
