случайный встречный сказал, что я похож на ангела. Помню свою реакцию.
Сперва привычная ирония, затем что-то вроде тщеславия. Я осознал, что
внешне многим кажусь ангелом в мире быта и жестокости, и вспомнил, что
в детстве меня воспринимали точно так же. А в последнюю очередь понял,
что осталась только внешняя оболочка. Еще не обезображенная
внутренними наворотами, которыми я так щедро одариваю свою душеньку
с первого дня полноценного мышления, еще сохранившая красивую,
сейчас почти фантастическую невинность детства, еще живая и светлая
местами. Но пройдет, наверное, десятилетие, и все, что я накопил внутри,
а прекрасное и вечное там почти не задерживается, все это изъест мою
внешность и превратит меня в урода и с этой, такой показательной
стороны.
Мне однажды приснился сон. В шестнадцать лет. Я тогда мучился
поиском равноценной мне личности, которой хотел посвятить всего себя
целиком. Такого человека я не нашел, а увидел его во сне. Очень
болезненного вида мужчина, с какими-то истосковавшимися, диковатыми
глазами. Он нежно обнял меня на фоне грязного, битого кафеля.
Проснувшись, я понял, что встретил себя в будущем. Тогда я не мог
объяснить этот сон, но сейчас, видимо, он обрел смысл. Тот, в кого я
превращусь условно через десять лет, будет страстно любить и тосковать
по тому, кем я был в детстве, еще только на пороге взрослой, циничной
жизни.
А я-сегодняшний, ожидающий профессора Рихтера, чтобы разобраться с
47
мучительными мигренями, не у дел, где-то посередине. Умненький и
красивый мальчик-ангел из детства уже не кажется родным, он
совершенно чужд мне, а себя будущего я только начал чуять, но не захочу
анализировать, чтобы предотвратить. Отмахнусь как-нибудь, все равно не
хватит серьезности.
Я так и не нашел обещанного благодетеля, который решал бы за меня
проблемы чисто социального толка. Он не позволил бы мне замараться.
Так изначально было задумано. Может быть, я смутно узнал его в
Валентине, но поздно. Когда умер отец, а за ним бабушка, я остался один,
и восторжествовали новые ценности. Материальные, как ни смешно.
Главной ценностью был мой дом – гарант непотопляемости, своеобразной
конкурентоспособности. Я стал думать о том, чего в любую минуту мог
лишиться. Одежда, обожаю хорошие шмотки, деньги, еда, всякие мелочи.
