Спокойный день. Джаспер, лежа в постели, поедал гору жареной картошки, которую ему наготовила мама. И читал книгу «По следам Финегана». Я говорю об этом не потому, что злюсь на Джаспера, а из-за мамы. Она за мной так ухаживает, только когда я бываю болен. Да и то дает мне настой ромашки, а вовсе не жареную картошку. В ответ на мое брюзжание мама объяснила, что Джаспер болен, болен душевно. А такое не излечивается настоем ромашки.
Утром позвонила госпожа Пикпир. Первой взяла трубку мама, услышав ее голос, отдала трубку папе.
— Не хочу разговаривать с этой женщиной, — сказала она. Папа заверил госпожу Пикпир, что Джаспер «happy and well up» («счастлив»), что он «а good child and high intelligent darling» («хороший и умный ребенок»), Джаспер слушал этот разговор с ухмылкой. Папа, положив трубку, прошептал маме: «Она никак не может этого понять. Глупая гусыня!» Мама в ответ прошептала, что нельзя огульно обзывать человека, если не знаешь, почему он такой. «Мы уже раз ошиблись с Джаспером», — добавила она.
Больше в этот день ничего не произошло. Ах, да! Чуть не забыл! Когда я был в комнате Джаспера, то увидел на голубеньком столе листок. Там было написано красным карандашом:
24, 25, 26, 27, 28 и черным: 29.
Сначала я ничего не понял, но потом вспомнил, что 29 — день отъезда.
Я спросил у мамы, не можем ли мы оставить у нас Джаспера навсегда. Мама покачала головой:
— Если они его не оставили Мэри, то и нам не оставят.
— Но ведь они не любят его.
— Это говорит Джаспер. Госпожа Пикпир, наверное, думает по-другому. Я даже уверена. По-своему, конечно, она его любит. Билли ведь тоже говорит, что я люблю вас не той любовью.
Я сказал маме, чтобы она не огорчалась из-за Биллиных речей:
— Она так не думает!
Мама вздохнула:
— Кроме того, есть еще кое-что, — и замолчала, не решаясь продолжать. — Есть еще одна проблема… — мама опять споткнулась. — Он… Он…
— Что еще? — допытывался я.
Мы сидели на кухне и чистили картошку. Когда мама замолчала, вошла Билли.
— О чем речь? — спросила она.
Мама вертела перед глазами картофелину, будто видела ее первый раз в жизни. Потом, посмотрев на Билли, решилась:
— Он любит тебя, Билли.
— Вот как! — произнесла Билли не без гордости.
— Да, так! Хочет с тобой обручиться.
— Этого еще не хватало! — пробормотала Билли, опускаясь на ведро с очистками.
Такой беспомощной я ее никогда не видел.
— Он еще и поэтому хотел уйти из жизни, — сказала мама. — Он считает, ты с ним не обручишься.
