К тому же Брук неплохо себя чувствовал, что случалось крайне редко. Забыв печали, он с воодушевлением беседовал с женой и даже не огорчился из-за того, что она в его отсутствие трижды побывала в красильне. Будь Корделия в настроении, она оценила бы это по достоинству, поняла бы, что он жил с постоянным ощущением своей неполноценности и только во имя самозащиты сопротивлялся переменам.
Они обсудили предстоящий летний отдых.
Наконец Брук что-то заметил и встревожился.
– Что с тобой, дорогая? Только не говори, что ты неважно себя чувствуешь.
– Я прекрасно себя чувствую, – ответила она. – Просто сегодня очень душно.
– Ты по мне скучала?
– Конечно.
– Тебя кто-нибудь навещал?
Она поведала ему о гостях в пятницу.
– В пятницу? – удивился Брук. – Ты имеешь в виду – вчера?
– О… Неужели это было только вчера? А мне показалось – сто лет назад.
– Все-таки что-то случилось, – настаивал он. – Отец?…
– Нет-нет. Никто и ничего, я же сказала. Просто на меня давит зной. Пойду прилягу.
– Как хочешь, родная.
Прилечь – но не спать. Разве пятница была вчера? Нет, это было давным-давно – в какой-то другой жизни. За несколько часов можно прожить целую жизнь. Вначале, при первых поползновениях Брука доказать ей свою любовь, Корделия почувствовала дурноту, гнев, унижение и дикий страх перед неизбежным разоблачением. Он не мог выбрать худшего момента – когда еще были свежи воспоминания о прошлой ночи. Корделия принимала ласки мужа с таким же отвращением, как если бы знала, что в гардеробной прячется мистер Фергюсон.
Брук больше не донимал ее расспросами, но время от времени бросал в ее сторону удивленный взгляд. Как большинство болезненных людей, он был вечно погружен в собственные ощущения, однако его нельзя было обвинить в нечуткости; он угадал перемену в отношении Корделии, хотя и был далек от понимания истинной причины.
* * *
Корделия давно не видела Стивена. Она не покидала Гроув-Холла, даже написала матери, что помогает мистеру Фергюсону и поэтому не сможет какое-то время бывать у них – примерно с месяц. Потом она нажала на Брука, и он в конце концов согласился уехать, так что оставшуюся часть июля они провели в Саутпорте. Корделия прилагала бешеные усилия, чтобы воскресить в своем сердце любовь к мужу, но эти попытки были обречены на неудачу, потому что нельзя воскресить то, чего никогда не существовало в природе. Даже если она вдруг разлюбит Стивена, это ничего не изменит.
Брук совсем потерялся в догадках, пытаясь объяснить кое-какие признаки, которые ей не удалось скрыть. Его собственная страсть к Корделии, разбуженная этой неожиданной переменой, обрела второе дыхание. В результате они стали добрее и терпимее друг к другу.
